К востоку от Эдема
Шрифт:
Джо перебирал в памяти неудачи и невезения, и от этих картинок из прошлого внутри поднималась сладкая печаль; он подогревал ее все новыми и новыми воспоминаниями, и вот уже глаза у него наполнились слезами и губы задрожали от жалости к себе: позабыт-позаброшен с молодых, юных лет. И вот, пожалуйста, награда за всю маету и лихо — в борделе служит, а у других дома и автомобили собственные. Живут себе поживают всласть, а по ночам ставни закрывают — от таких, как Джо. Он плакал тихо и безутешно, пока не заснул.
Проснулся он наутро
— Зачем мне твои деньги, — удивился тот.
— Бери-бери!
— За что? Я же ничего…
— Очень даже чего. Толково объяснил, что ее тут нету. У тебя на таких дамочек нюх.
— Одно не пойму — на кой она тебе понадобилась.
— Уилсон, я ж тебе сразу сказал: не знаю. И сейчас то же самое говорю. Заплатили мне, вот и ищу.
— Ну ладно, я тебе все выложил… Да, тут еще съезд какой-то собирался — вроде дантисты или Совы. Хотела будто туда податься. Не помню только, сама она сказала или померещилось мне. Пошукай в Санта-Крусе. Свои там есть?
— Кое-кто имеется.
— Поговори с Малером. Хол Малер — запомнишь? Он большую бильярдную держит, «Холова луза» называется. Ну, и втихую, натурально, стол покерный.
— Спасибочки, — сказал Джо.
— Не за что. Деньги-то возьми назад.
— Не мои они. Купи себе Гавану.
Автобусная остановка была через два дома от «Холовой лузы». Было уже поздно, но игра в заднем зальце была в самом разгаре. Джо прождал целый час — пока Ходу не понадобилось в сортир, — чтобы познакомиться с ним. Хол разглядывал его своими большими водянистыми глазами, которые из-за толстых стекол очков казались размером с блюдце. Он не спеша застегнул ширинку, поддернул черные сатиновые нарукавники, поправил зеленый защитный козырек на лбу.
— Подожди, пока кончим, — сказал он наконец. — Сам-то не любитель?
— А сколько под тебя играют, Хол?
— Только один.
— Давай и я, — согласился Джо.
— Пятерку в час кладу, — сказал Хол. — Плюс десять процентов с моего выигрыша.
— Ладно, идет. Моя рука — Вильямс, белобрысый такой.
В час ночи Хол и Джо потопали в «Барлов гриль».
— Две грудинки на ребрышках и картошечки жареной, по-французски, — распорядился Хол и спросил у Джо:
— Суп будешь?
— Не, и картошку жареную не буду. Пучит меня от нее.
— Меня тоже, — сказал Хол. — А все равно нажираюсь. Моциону мало.
Хол молчал, пока не подали еду. А как только набил рот, так и заговорил.
— Твой-то тут какой интерес? — осведомился он, откусывая кусок грудинки.
— Никакой. Сотню дали — я и взялся. Если столкуемся, двадцать пять твои.
— Доказательства нужны, бумага какая?
— Бумага —
— В таком разе… Не знаю, как и что, только подчаливает она ко мне: так, дескать, и так, нездешняя я, а мне клиент нужен. Да никудышная оказалась. Больше двадцатки за целую неделю я от нее ни разу не имел. И не узнал бы об ней ничего, если бы Билл Примус ее в моем заведении не видел. Когда ее нашли, он, само собой, сразу ко мне, давай расспрашивать. Правильный он мужик, Билл. У нас тут полиция вся правильная.
Этель была не так плоха, как казалось, — да, ленивая, неопрятная, зато простая, добродушная. Ей хотелось стать приличной женщиной и жить достойно. Но бедняге не везло, потому что была она не очень смышлена и не очень красива. Нашли ее на берегу, куда ее выкинули волны, полузасыпанную песком. Стали вытаскивать. Если бы она узнала, что у нее при этом задралась сзади до пояса юбка, она бы со стыда сгорела. Этель очень хотела выглядеть приличной.
— У нас тут диких артелей развелось, — продолжал Хол. — Сардиной промышляют. Бормотухи налижутся и в море. Кто-нибудь взял да и затащил ее на свою посудину, а после за борт спустил. Я так понимаю. Иначе как она в воде очутилась?
— Может, сама с причала сиганула?
— Кто, она? — удивился, пережевывая картофель, Хол. — Ни хрена подобного. Да ей задницей пошевелить лень, не то что руки на себя наложить. Ну что, удостовериться желаешь?
— Да нет, раз ты говоришь, что это она самая, значит, так оно и есть, — сказал Джо и пододвинул Холу две десятки и пятерку.
Хол свернул билеты наподобие самокрутки и сунул в жилетный карман. Потом аккуратно отрезал треугольник мяса и положил в рот.
— Она это, точно. Пирога хочешь?
Джо хотел поспать часов до двенадцати, но проснулся в семь утра и долго лежал в постели. Спешить некуда, в Салинас приедет ночью, а сейчас надо хорошенько все обдумать.
Поднявшись, он долго изучал себя в зеркале, словно примеряя, какую мину состроить, вернувшись домой. Надо, чтобы Кейт видела, что он расстроен, хотя и не очень. Хитрющая баба, с ней ухо востро держи. Пусть она ходы делает, а ты приглядывайся. Думаешь, она так сразу и покажет карту? Держи карман шире! Джо мысленно признался себе, что боится ее до смерти.
Осторожность подсказывала: «Просто приди, расскажи все как есть и получай заработанные пять сотен». И тут же, обозлясь, он возразил самому себе: «Вот о шансах мечтаешь, а много ли их у тебя было? Шанс, он тогда начинается, когда усечешь, что он вообще есть. Кому охота всю жизнь в поганых сутенерах ходить? Слушай, поддакивай, следи за картой. Пусть первой заговорит она. Не убудет тебя от этого. Ежели что не так, всегда можно сказать, что сам, мол, только что узнал». «Она ж тебя через пять минут в тюрягу упечет». «Не упечет, надо только за картой следить. Чего ты теряешь? Хоть раз в жизни у тебя настоящий шанс был?»