Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра

Краули Джон

– Полетели! Полетели! – крикнул ему Отец и направился к старому семейному наделу, потом в ярости вернулся, когда за ним никто не последовал, уселся на Сосну и принялся гневно срывать с нее иглы.

Больше всего его выводила из себя Мать. В отличие от своего темпераментного избранника, она стала неторопливой и рассеянной: то сидела на своей ветке, то ходила по земле, поворачивая голову по сторонам, а рядом прохаживался встревоженный, но молчаливый Служитель. Когда наконец она решила лететь к своему наделу, это произошло не по настоянию Отца – тот уже улетел, – но по какому-то внутреннему стремлению. То же ощутил и Служитель. Разумеется, он уже видел это прежде, ждал и приветствовал – даже Дарру это было очевидно.

– Полетели, – окликнула

она Дарра Дубраули. – Ты тоже поможешь.

Но смотрела она не на него. Если она что и видела, то несуществующее, еще не явленное – то, что вороньи самки знают заранее: потому что в них оно уже проявилось. Дарр промолчал, но полетел за ней, а следом поднялся в воздух и Служитель.

Когда они, один за другим, добрались до своего надела, первым делом пришлось выгонять захватчиков, которые оказались там раньше и вели себя так, будто это их земля, ну или вот эта ее часть: да пошли они вон, эти новички, кто они вообще такие? Не отвечая, Отец без оглядки бросился на них, выкрикивая оскорбления, будто нападал на сонную Сову при свете дня. Увидев, что захватчики не собираются драться всерьез, к нему присоединился Дарр, но Мать обогнала его и накинулась на улетавших Ворон с той же яростью, что и Отец. Служитель и Младшая Сестра каркали и ругались на ветвях, разбрасывая ветки, которые захватчики уже начали выкладывать в развилке Дуба. Да как они посмели! К вечеру все было кончено; они уснули на своих деревьях, на своей земле, утром позавтракали своими улитками и жучками, а когда солнце поднялось выше, принялись трудиться и строить.

Как именно строили гнезда Вороны тех далеких земель и времен, Дарр Дубраули уже не помнит: слишком давно он их строит так, как это принято в наших краях. Если там все делалось так же, как здесь, сперва нужно было выбрать место, развилку на дереве на подходящей высоте, на подходящем отдалении, но и не слишком далеко от теплого полуденного солнца. Младшая Сестра сказала, что ей нравится место, выбранное захватчиками, но Мать ни за что бы не согласилась обустроиться в чужом гнезде, даже если его только начали строить, она бы никогда не согласилась даже на собственное гнездо прежних лет – развалины некоторых из них до сих пор можно было найти на деревьях надела, если знать, где искать. Нет, сказала она, у Сов и Ястребов долгая память. Сказала, что Младшая Сестра сама все поймет в свой черед.

Дубы в роще еще не покрылись листвой, поэтому она выбрала место в ельнике на краю рощи – не так удобно, зато не так заметно. Спору нет, когда гнездо будет выстроено и она поселится в нем со своими птенцами, Дуб уже скроет их дом густой кроной, но прежде охотники могут выведать его расположение, чтобы вернуться позже. Мать рассматривала одну Сосну, зная, что выберет подходящее место, когда отвергнет все неподходящие.

– Вот, – объявила она. – Здесь.

– Ты ведь уже отказалась от этого места, – заметил Отец, но она не обратила на него внимания, вертясь в развилке Сосны, чтобы окончательно увериться, и больше Отец эту тему не поднимал.

Когда место было выбрано, началось строительство гнезда. Отец и Мать трудились вместе, при этом много спорили и ссорились. Нелегко выкладывать большие палки, на которых будет держаться все остальное, если у тебя есть только клюв и одна лапа – даже если ты это уже много раз проделывал прежде.

День за днем гнездо росло – круглое, крепкое, уютное. Хотя валежника вокруг было полно, Мать и Отец часто ломали клювами молодые ветки, тратя на это много времени, но иногда бросали, если не выходило их оторвать. Отец подкладывал ветку и улетал за следующей; оставшись в одиночестве, Мать выбрасывала ее и брала другую, более подходящую на ее вкус. Выброшенные веточки валялись у корней Сосны. Упавшие палки строители никогда не поднимали.

– А почему так? – спросил Дарр Дубраули.

– Потому что, – ответил Служитель.

– Точно, – согласилась Младшая Сестра, которая тоже предложила несколько

веток, но их отвергли.

Отец принес новую палочку. Его супруга повозилась с ней так и эдак, а потом тоже выбросила, и та присоединилась к свалке у корней. Отец возмущенно на нее уставился. Остальные молча и неподвижно смотрели; казалось, Отец и сам ждет от себя вспышки гнева. Мать этого словно и не замечала, ее внимание было приковано к гнезду. Хотя нет: одним глазом она бросила взгляд на Отца, а потом снова отвернулась. Но гневаться не было толку, не было толку говорить: «А с этой-то что не так?» Потому что она сама не понимала, что не так, просто знала, что эта ветка не подходит, потому что именно ей, Матери, тут высиживать яйца. Поза Отца изменилась, он открыл и закрыл клюв – вздохнул – и снова улетел, а Мать подняла голову от гнезда, посмотрела на Дарра и остальных, и он заметил в ее черном глазу веселье.

Младшая Сестра принялась помогать Матери и учиться, так что Дарр Дубраули и Служитель остались одни в дозоре.

– Почему она всегда выбирает его, а не тебя? – спросил Дарр.

– Да что уж, – ответил Служитель, будто ответ был очевиден или, наоборот, слишком сложен.

– Ты добрей.

– О-хо-хо, – вздохнул Служитель, – не думаю, что это так уж важно.

– Правда?

– Он надежный кормилец. Посмотри, как трудится. Хороший супруг.

Теперь супруги почти не разлучались, всегда были вместе – в гнезде и в полете, в дозоре и в поисках пищи. Остальных они почти не замечали. Если они не строили и не ели, оба тщательно прихорашивались, чистили перья друг другу, ласково касаясь клювами груди или головы партнера, выклевывали кусочки пищи, насекомых и другой мусор. Подними клюв, и я почищу тебе шейку, склони голову, и я приведу в порядок оперенье на затылке. Иногда они отвлекались от дел и сцеплялись клювами: один прихватывал клюв другого, а тот выкручивался; потом менялись ролями, расправив хвосты и подрагивая. Время от времени игра достигала такого накала, что они дрались всерьез, широко распахнув клювы, поблескивая белесым внутренним веком, прикрывшим глаз. Потом они ненадолго отдалялись друг от друга, то ли от стыда, то ли просто от усталости, но долго злиться не могли и вскоре снова принимались за работу. Удивительно было смотреть на них, но и тревожно.

По вечерам они улетали от гнезда в дубовую рощу. Не стоит показывать ночным проходимцам, где именно появятся на свет твои птенцы. Остальные тоже возвращались с охоты и поисков пропитания, и все собирались вместе – все, кроме Бродяги. Он в последнее время почти не попадался им на глаза, возился где-то на окраине надела, выказывая полное равнодушие к происходящему.

– А было так же, когда я… – начала Младшая Сестра, и Дарр Дубраули сразу добавил:

– Да, так и было, когда мы…

– Да, так и было, – заявил Отец (лишь по ночам супруги отдыхали, а ночи становились все короче). – Всегда так. Если получается.

Мать уже задремала, но, услышав это, открыла глаза.

– Как-то весной, – продолжил Отец, – налетела буря и смела все, что мы построили. Почти закончили уже.

– И что вы сделали?

– Начали заново.

Дети примолкли.

– В другой год, – снова вступил Отец, словно не мог удержаться и хотел наконец поговорить об этом, – пришли Ласки. Прибрали всех птенцов, едва они вылупились.

Мать уже снова прикрыла глаза, но сейчас тревожно встрепенулась.

– И вы, – спросил Дарр Дубраули, – начали заново?

– Слишком поздно, – сказал Отец.

– Поздно?

– Момент ушел. Приходит момент и уходит; вот и всё.

Мелких птичек еще было слышно – некоторые продолжали петь даже ночью – и насекомых тоже, их гудение сменило зимнюю тишину.

– У меня так не будет, – заявила Младшая Сестра. – Никогда.

– Да ты сама не знаешь, – сказал Отец. – Ничего ты не знаешь.

Дарр Дубраули приподнялся, ему вдруг стало жарко.

– Трудное дело! – проговорил он.

– Скоро будет труднее. Всем вам придется помогать. Увидите.