Кабирский цикл (сборник)
Шрифт:
— Отсюда выйти хочешь? — напрямик свистнул я.
Было ясно, что если сейчас мы возьмемся с подробностями объяснять простоватой Чыде, что происходило с нами за последние полгода, да где это было, да как это было, да с кем это было и зачем-почему — то закончим мы как раз к возвращению Джамухи и Чинкуэды из победоносного похода на Кабир.
И то можем не успеть…
— Как не хотеть? — простодушно изумилась Хан-Сегри. — Да только как?
— Вместе с новым Придатком, — вмешался
— А где ж мне Придатка-то нового взять?
— Да вот он стоит! — брякнул я, острием указывая на Куш-тэнгри. — Куш-тэнгри да Хан-Сегри — чем не пара?!
— Этот? — тихо и не по-доброму, так не по-доброму начала Хан-Сегри, что меня ознобом прохватило. — Этого… мне в Придатки? Ох, и научу я его, окалину паскудную, ох и…
— Цыц! — рявкнул Обломок, обрывая Чыду, и, уже спокойнее, обратился ко мне:
— Слушай, Единорог — бери-ка ты Чэна с шаманом, и выйдите отсюда ненадолго. А меня на кошме оставьте. Всю жизнь мечтал на такой кошме поваляться, да с такой Чыдой поговорить…
И мы вышли.
— Полог-то задерните, — донеслось нам вслед. — Любовь у нас сейчас будет, а я любви при свете не понимаю…
Чэн пожал плечами и задернул полог.
…Вот уже с полчаса Неправильный Шаман сидел на земле, подобный сухому пню, а я неторопливо танцевал вокруг него, то входя в замедленное «Облако семи звезд», то выходя из него и одновременно с Чэном поглядывая на шатер.
Тишина.
Тяжелый войлок заглушал все, и казалось, что шатер пуст.
Я разочарованно посвистывал — в который раз? — и снова принимался за свое.
Нет, в способности Обломка убедить кого угодно в чем угодно я не сомневался — сам был тому примером — но нам не нужна была тупая покорность Чыды.
Нам нужно было свободное и безоговорочное содействие!
— На посох похоже, — задумчиво пробормотал шаман.
Чэн остановился, а я разок-другой прогулялся над головой Куш-тэнгри.
— Какой посох? — спросил Я-Чэн.
— Наш, шаманский… с которым на камлание выходят. Духов злых гонять.
Шальная мысль мелькнула у меня — а что, если… но мысль пришлось отложить на время, потому что тут из шатра донесся голос Дзюттэ.
— О Высший Мэйланя, Блистающий и блистательный Дан Гьен! — орал Обломок, и я не сразу понял, издевается он, или как?!
— Внемлите гласу моему! Шлите сюда этого Куш-Придатка, и пусть он прогуляется с очаровательной Хан-Сегри к священному водоему! А мы пока насладимся красотами шулмусской осени!..
Чэн изложил шаману, что тот должен сделать — умолчав о Куш-Придатке — и шаман
Вышел он уже с Чыдой на плече и с Обломком в левой руке. Чэн забрал Дзюттэ, и Куш-тэнгри отправился к священному водоему, неся Чыду так бережно и аккуратно, словно та могла выпасть у него из рук и разбиться вдребезги.
— Что ты ей наболтал? — поинтересовался я.
— Разное, — довольно поблескивая, отозвался Дзю.
— А именно?
— Ну, например, что ты — самый великий Блистающий всех времен и близкий друг Небесного Молота. Почти что родственник.
— Так… Еще что?
— О жизни поговорили…
— Дальше!
— А ты на меня не кричи! Я тупой, до меня крики не доходят… Про водоем я ей рассказал. И про то, что единственное ее спасение — это Куш-тэнгри. Будет с ним Чыда — будет ей благо; не захочет — ржавей под мокрым плащом Желтого Мо! Это ей и понятно, и доступно; а поглядит сейчас в священный водоем — так станет за шамана со всех концов цепляться! День, другой, третий — а там и привыкнет, и обо всем остальном узнает…
…М-да… Дзю, как всегда, не мучаясь никакими этическими соображениями, отыскал единственный наиболее убедительный довод. Я бы так не смог.
А он смог. И — угадал. Потому что по возвращении Чыда Хан-Сегри стала весьма покладистой, а ко мне обращалась не иначе, как «Высший Дан Гьен», и при этом заискивающе шелестела выцветшей кистью, болтавшейся под ее перекладиной.
Вот тут и дошел черед до моей шальной мысли.
— Духи, — озабоченно сообщил Чэн-Я, озираясь по сторонам. — Ох, и много же! И все — злые. Так и вьются.
— Где? — заволновался Куш-тэнгри.
— Везде. Давай, камлай… я правильно говорю? Гони их отсюда!
— Сейчас?
— А когда еще?! Заедят ведь!
— Ладно, — согласился шаман. — Прогоню. Вот за посохом схожу, шапку надену — и прогоню…
— Некогда! Бери Чыду и гоняй!
— Кого бери?
— Чыду! Ну, копье это… сам же говорил, что она на посох похожа!
— Она?
Нет, раньше Мне-Чэну шаман нравился больше…
— Она, она… Делай, что говорят!
Он и сделал.
Замер на месте, сверкнул черными глазищами, дважды топнул — и Я-Чэн еле успел увернуться от наконечника Хан-Сегри, пронесшегося у самого Чэнова носа.
— Здорово! — восхитился Обломок.
А Чэн-Я, затаив дыхание, смотрел, как щуплый шаман — какое там! — как огромный, могучий, величественный и страшный шаман гоняет целые сонмы злых духов, крича на них, угрожая им, избивая их посохом — и Чыде остается лишь следить, чтоб забывшийся Куш-тэнгри случайно не полоснул себя по ноге отточенным лезвием наконечника.