Кабы я была царица...
Шрифт:
– Тебе что, жалко? Значит, мама у нас поэтесса, да? Ну-ка, ну-ка…
Вздернув голову и картинно отведя руку в сторону, он продекламировал не без юродства, но с удовольствием:
Позволь мне думать о тебе. И только о тебе. Не думать о тебе Так больно. Мне больно жить, Мне сладко ждать. Позволь мне думать о тебе.–
– Да ладно, чего ты… – миролюбиво пожал он плечами. – Я ведь ничего… Интересные, кстати, стихи. Их можно на рэп переложить. У нас в институте чувак один рэпом увлекается.
– А ты вообще стихи любишь?
– Да так… – пожал он плечами.
– А читать? Читать ты любишь? Ты же в Институте культуры учишься, да?
– Чего ты привязалась – любишь, не любишь… Когда мне читать-то? Делать больше нечего, что ли? Вот проживу жизнь, пойду на пенсию, тогда и буду читать. А сейчас у меня более интересные занятия есть…
Он шагнул к ней, резко обхватил чуть пониже талии, с силой прижал к себе, потянулся губами к ее лицу. Соня вздрогнула, будто от ужаса, в па нике забилась, уперлась локтями ему в грудь, оттолкнула, выбираясь из скороспелых объятий. Парень обмяк, опустил руки, уставился на нее обиженно:
– Эй, ты чего?
– Ничего. Иди отсюда, Боб.
– То есть как это – иди отсюда? Ты ненормальная, что ли? Или это… развлекаешься так? В команде «динамо» играешь? Мы так не договаривались…
– А мы вообще с тобой ни о чем не договаривались, между прочим. Я же сказала – иди отсюда. Не хочу я ничего. И яичницу тоже тебе делать не буду.
– Слушай, ну это же нечестно… Я, как дурак, ехал, а ты…
– А что я? Ты же только что определил – ненормальная. И где-то ты прав, наверное… Точно, я – ненормальная… Так оно и есть…
– Во дура-а-а-к… – протянул он разочарованно, прикрыв ладонями голову, как тюбетейкой. – Во вляпался так вляпался… Нет, я думал, что динамщицы все давно уже вымерли… Это что мне сейчас, через весь город домой тащиться? Во дура-а-а-к… Нет, скажи, зачем ты…
– Не знаю. Сама не знаю. Честное слово. Извини.
– Да что, что извини! Она еще извиняется, главное. Идиотка…
Подталкивая парня в горестно-разочарованную спину, она вывела его в прихожую, открыла дверь.
Он шагнул за порог и, уже стоя на лестничной клетке, перед лифтом, обернулся, сверкнул в нее сердитыми глазами, приготовившись выговорить в ее адрес еще что-нибудь сильно обличительное, но слушать она уже не стала – торопливо захлопнула дверь, закрылась на все замки. Потом долго стояла под душем, смывая с себя наваждение ночного приключения. Не хотелось ни смеяться, ни плакать. Мысли на удивление текли в абсолютно противоположную, приземленно-бытовую сторону – а вдруг опять кран с горячей водой не захочет заворачиваться, как давеча? Что тогда делать-то? Всю ночь его караулить?
Кран завернулся на удивление с первого раза. Повезло. Обмотав мокрую голову
Старенький ангел-хранитель вздохнул, поник седой головою, простер над ней свои тощие, обветшавшие к возрасту крылья. Что ж, спи, горе ты мое…
Сквозь чуткий сон она слышала, как проснулся и закряхтел, завозился в своей кроватке Сашенька. Надо вставать. Надо жить как-то. Но сон не отпускал, организм упорно предъявлял свои права на отдых. Что ж, его тоже понять можно, организм-то. Ему ж дела нет до ее переживаний, у него своя проблема. Нервное истощение – это вам не простуда какая-нибудь, это проблема для него серь езная. Надо будет с вечера снотворного заглотить, чтоб не метаться потом по квартире полночи. А сейчас надо вставать. Надо. Надо. Надо!
С трудом сев на постели, Вика потрясла головой убито, потом встала, запахнула не снятый с вечера халат. Шлепая тапками, побрела в детскую. Розовый со сна Сашенька, держась за планку кроватки, присел ей навстречу, растянул беззубый рот в улыбке, потом бухнулся плотным тельцем обратно на подушку, спрятал в ладошках личико.
– Ой, а где это у меня тут Сашенька? Нету моего Сашеньки… – проворковала она хриплым голосом, наклоняясь над кроваткой. С такой вот игры начиналось каждое их утро. Сейчас он отнимет ладошки от лица, зальется счастливым смехом – да вот же он я, ты что, мамочка!
Утро покатилось в обычном своем режиме – умывание, одевание, завтрак. Вика выглянула в окно – день начинался просто чудесный, августовский, прозрачный, солнечный. Сейчас они гулять пойдут… Она собралась было совсем уже от окна отвернуться, но в последний момент вздрогнула, напряглась, вглядываясь в подъехавшую к подъезду черную машину. Нет… Неужели Вадим? Он никогда так рано не приезжал…
Из машины действительно вышел Вадим. Небрежно хлопнув дверцей, перекинул пиджак через плечо, не спеша пошел к подъезду. Она тут же метнулась к зеркалу, начала лихорадочно перебирать баночки с косметикой в поисках тонального крема – успеть бы прикрыть хоть как-то темные круги под глазами, чтоб лишних вопросов не задавал… Нет, не успеть. Вон уже и ключи шуршат в замочной скважине…
– Чего это с тобой? – спросил Вадим, недовольно ее разглядывая. – Выглядишь как наркоманка после крутого прихода. Болеешь, что ли?
– Нет. Не болею. Не спала просто.
– А чего так?
– Сашенька просыпался все время, я боялась заснуть…
– Да? А почему он просыпался? Он что, простыл? Заболел? Ты ему температуру мерила? – озабоченно кинулся он через прихожую в детскую, и вскоре оттуда послышалось дружное и трогательное воркование отца с сыном. Прямо до слез трогательное.