Качели. Конфликт элит - или развал России?
Шрифт:
В российской и мировой политологии ответ на вопрос о том, как Путин взял власть, убог до невообразимости. И сводится к тому, кто именно познакомил Путина с Ельциным, почему Путин понравился Ельцину, и так далее. Мне скажут, что эта убогость ответов отражает убожество самой ельцинской власти. Я же обращу внимание моих оппонентов на то, что даже самая убогая власть — это все же власть.
Ельцин не существовал в безвоздушном пространстве. Он не сумасшедший ребенок, играющий в куклы. Сегодня, дескать, поиграл в Сосковца, завтра в Путина… Он был матерый политик.
Реализуя власть, он на что-то опирался. Прежде всего, он опирался
Что это за класс? Его называют российской буржуазией. Насколько корректно это название?
Класс — это средний уровень в описании политического явления.
Политик опирается на класс, но считаться он должен с обществом.
Что это за общество? Как это общество соотносится с классом?
Возникает система отношений: «Политик — класс — общество».
Тут все важно. И то, как политик соотносится с обществом. И то, как политик соотносится с классом. И то, как класс соотносится с обществом.
Ельцин был политиком, берущим, удерживающим и реализующим власть в условиях колоссальных перемен. Не будем обсуждать качество этих перемен. Сойдемся в том, что масштаб их огромен. Удержался бы он два дня (или один час), не опираясь на класс, не адресуясь к обществу? Разумеется, это было невозможно.
Кроме общества и класса, политик строит отношения еще и с элитой. Ельцин строил очень сложные отношения с элитой. Как прежней, так и новой. Он ненавидел элиту, но отношения с ней строил мастерски. Итак, картина усложняется (рис. 18).
Рис. 18
Что такое ельцинская элита? Как она была реально структурирована?
Российская и мировая политология редуцировала всю эту проблему до некоей «Семьи». То есть узкой верхушечной группы, внутреннего круга кремлевского дворцового сообщества. Но не кажется ли вам, что подобная редукция сродни все тем же описаниям игр сумасшедшего ребенка со своими куклами? Если бы Ельцин зациклился на своих «семейных» общеизвестных «куклах», то не удержался бы и трех дней. Это аксиома политики. Ельцин мог использовать этих доверенных людей. Причем только в случае, если они проявили не только надежность, но и эффективность. Но ведь и не более того.
Была ли хоть как-то осмыслена реальная структура ельцинской элиты и ельцинской власти? Нет, не была! И в этом случае — «who» также съело «what».
«Who» — это человек, a «what» — это политик. То есть создатель некоей социальной системы, позволяющей ему обзавестись властью и, в каком-то смысле, реализатор воли этой системы. Не ее слуга, но субъект, который каждую минуту сверяет свою субъектность с той коллективной субъектностью, в договоре с которой он стал носителем власти.
Обсуждая, сколько Ельцин пьет и кто к нему близок, откуда он произошел и как себя ведет в конкретных ситуациях, российская политология (а вслед за ней и политология мировая) отказалась обсуждать Ельцина как политика. И стала обсуждать Ельцина как человека, действующего в политике. Но человек, действующий в политике, и политик — это разные явления (рис. 19).
Рис. 19
Итак,
Другое дело — политик. Это уже не персонаж, то есть не «who». Это феномен. Или «what».
Используемые для описания различия термины — условны, как и любые термины. И введены мною в связи с той фокусировкой, которая породила это исследование. Но факт отличия, на который я указываю, несомненен. И никому не удастся его обойти, коль скоро речь идет об адекватном описании любого политического процесса. А уж тем более, если речь идет об аналитике элитных игр, к которой я адресуюсь.
Не будет различия между «who» и «what» — обытовление сведет на нет любое политическое исследование. А уж исследование элитной игры тем более.
Если бы речь шла только об обытовлении отдельной фигуры… Точно так же обытовляются и масштабные социальные явления. Предположим, я хочу освободиться от обытовления фигуры Путина и связать его с некоторыми коллективными сущностями. Тут ведь тоже весь вопрос в том, как я это сделаю. Поскольку нечто сходное как бы делалось. Лица, наблюдающие процесс и призванные каким-то образом его описывать, огляделись и всплеснули руками: «Батюшки! Путин-то в КГБ работал! И с собой во власть волочет ребят из этого самого КГБ! Так у нас формируется кэгэбистская власть?»
Ну, чем не выполнение предъявленных мною выше требований! Описан некий коллектив, с которым связан Путин и с помощью которого он осуществляет власть. Коллектив назван «чекистским». Еще более скрупулезный исследователь обратит внимание на то, что, кроме чекистского коллектива, в окружении Путина есть другие опорные группы. Например, либеральная.
Я-то чем недоволен? Это и есть выполнение только что оговоренных требований. Так ведь?
Соглашусь, но в одном случае. Если при описании коллективов будут соблюдены те же условия, раскрытые мною в противопоставлении «who» и «what».
То есть если, сказав А (Путин связан с «чекизмом»), исследователь скажет Б (то есть объяснит, что такое «чекизм»). Если же исследователь, который вначале занимался по отношению к Путину дескрипцией по принципу «who», начнет по этому же принципу осуществлять дескрипцию «чекизма», то мы получим не переход от «who» к «what», а возведение «who» в квадрат. То есть еще большее обытовление, причем уже на социальном (то есть совсем не допускающем такое обытовление) уровне. Так «what is chekism»? (рис. 20).
Рис. 20
Если мы хотим «разбытовить» Путина и представить его не как персонаж (то есть «вещь в себе», замкнутую самодостаточную сущность), а как феномен (то есть систему каких-то связей, превращающих замкнутость в открытость, самодостаточность в соотнесенность), то мы можем использовать связь «Путин — чекизм». Но тогда мы должны определять, что такое «чекизм». Это некий класс, каста, корпорация, группа, элита, субэлита… Размытая протосоциальная протоплазма… Каковы свойства этой общности? Какие тенденции она выражает? Каков ее, если хотите, исторический смысл?