Кадры решают все
Шрифт:
– А может… – робко начала Вилора. – Александр Моисеевич, у вас же и так хирургов не хватает. Вы-то сами только что двадцать часов у операционного стола отстояли. Может, я со следующей партией поеду, а?
– Нет, Вилора, – вздохнул Шпильман. – Поедешь сейчас, – и пояснил: – Баженова очень просила тебя прислать. У них там очень тяжело. Тяжелые потоком идут. И мрут. Потому что немцы бомбят дороги как бешеные, и поэтому сильная нехватка медикаментов и крови. Ты там сейчас очень нужна, девочка моя…
Вот так она и оказалась сначала в эвакогоспитале, а затем и во фронтовом госпитале, который размещался в Киеве. Причем, вытребовал ее туда как раз вот этот самый пожилой дядечка в круглых очках и военной форме с погонами генерала, по фамилии Бурденко. Главный хирург Красной армии…
Марьяна оказалась пожилой домработницей. Вернее, это для нее
– Ты, Марьяна, не маши тут руками, как гусыня крыльями, а давай-ка своими молодыми ножками да ручками нам вот с этой милочкой и ребятами на стол накрой. Нам через час в госпитале надо быть. А с Машей мы вечерком повидаемся. Я в ближайшее время более на фронт не поеду.
– Вот вы всегда так говорите, Николай Нилович, а потом все опять по-своему делаете [61] , – проворчала Марьяна, но на стол накрыла молниеносно. Правда все это время подозрительно косилась на Вилору.
61
Академик Бурденко действительно регулярно выезжал на фронт, где лично провел несколько тысяч операций. В 1941 году во время переправы через Неву был контужен.
– Петруша, ты там насчет спиц что разузнал? – спросил Николай Нилович, когда они уже садились в машину, чтобы ехать в госпиталь.
– Все в порядке, Николай Нилович, – тут же отозвался старший военфельдшер. – Сами спицы сделают в нашей ортопедической мастерской из проволоки, вытянутой из пружинной стали. У них такая есть, они сами ее как основу предложили. А потом мы покроем их слоем золота в гальванической лаборатории МГУ. Им уже поступило распоряжение оказать нам всяческое содействие. Так что ждем только образец.
– Образец мы тебе сейчас дадим, – произнес Николай Нилович, разворачиваясь к Вилоре. Девушка тут же залезла в сумку и вытащила из нее один из наборов, изготовленных в Киеве, протянув его Петруше.
– Только все пропорции должны быть выдержаны предельно точно, – строго добавил Бурденко.
– Не волнуйтесь, Николай Нилович, – все будет сделано в лучшем виде.
В Киеве Вилора проторчала почти полторы недели. К тому моменту, когда она добралась до Киева, ее спицы, изготовленные вручную, из подручных средств на лесной поляне, были уже на последнем издыхании. Но зато, как выяснилось, с батальоном имелась возможность связи. И влияния Николая Ниловича хватило на то, чтобы во время очередного сеанса для капитана Куницына было передано несколько вопросов по поводу того, из каких материалов можно изготовить новые спицы, дабы они были подолговечнее. Или непременно необходимо дерево? Ответ пришел буквально на следующий день. Капитан Куницын передал, что лучше всего работают как раз металлические спицы, причем из благородных металлов – золота и платины. А деревянными пришлось воспользоваться за неимением лучшего. После этого в прифронтовом Киеве отыскали двух ювелиров, которые за сутки изготовили семь новых комплектов спиц. Правда, обращаться с чисто золотыми спицами оказалось страшно неудобно. Они были тяжелыми и к тому же требовали очень большой сосредоточенности, потому что легко гнулись при любом не совсем точном движении… И еще Вилора очень разозлилась, когда ей сообщили, что спицы изготовлены именно по рекомендациям капитана Куницына. Значит, с батальоном все это время имелась связь, а ей об этом ничего не сказали! Можно же было как-то договориться и, скажем, сбросить ее к своим на парашюте. Она бы совершенно не испугалась прыгнуть. Ну, вот не капельки! Потому что она… Должна. Быть. Со своими!
Поэтому следующий день Вилора нервничала и дулась на всех. В том числе и на генерала Бурденко. До тех пор, пока он ей не объяснил, что радиостанция, с помощью которой они смогли задать вопросы ее комбату по поводу игл, на самом деле была не у батальона, а у группы осназа НКВД, действовавшей совместно с батальоном, но не в его составе. И выходили они на связь очень нерегулярно и из точки, расположенной не менее чем за десяток километров от текущего места дислокации батальона. Ну, чтобы немцы, если даже засекут радиостанцию, не сумели вычислить, где дислоцируется
Девушка не знала, что генерал Бурденко, столкнувшись с совершенно необъяснимым, но при этом так же совершенно реальным ростом числа выздоровлений в абсолютно, по меркам современной медицинской науки, безнадежных ситуациях, вследствие использования этой загадочной акупунктуры, имеющей то ли китайские, то ли японские, то ли индийские корни, из-за информации о которых он и прибыл так срочно сюда, в Киев, обратился лично к Сталину с требованием немедленно вытащить обладающего столь уникальными знаниями капитана Куницына из немецкого тыла. Но ему сообщили, что в настоящий момент сделать это никак невозможно. И передали совет – «берегите Сокольницкую». После чего точно такой же совет он получил и от самого капитана Куницына. Тот передал: «Берегите Вилору». Так что свое обещание он давал с легким сердцем. Ибо в ответе капитана Куницына был совершенно уверен.
Так оно все и вышло. То есть на следующий день Вилоре официально, в узле связи, с росписью в журнале о неразглашении и в присутствии сотрудника НКВД была предъявлена радиограмма от той самой спецгруппы осназа, в которой говорилось, что «…обеспечить прием из-за линии фронта кого бы ни было не имеем возможности. Ибо это поставит подразделение в опасное положение и будет способствовать его обнаружению противником».
Следующие десять дней Вилора чувствовала себя каким-то механическим автоматом. Семь комплектов спиц позволяли работать в режиме конвейера. За сутки, при двенадцатичасовом рабочем дне, Вилора успевала обработать от ста сорока до ста семидесяти человек. В зависимости от их состояния. Так что за эти дни через ее руки прошло около полутора тысяч человек. Ну да, человек… обожженных, хрипящих простреленными легкими, еле живых, с ампутированными ногами или руками и в окровавленных бинтах. Она давно уже не была той испуганной первокурсницей, которую тошнило уже при подходе к анатомичке, и даже не той хорошо, как ей тогда казалось, подготовленной «заучкой», которая прибыла для прохождения службы в медсанбат двадцать второй танковой дивизии. Она уже успела повидать грязь, кровь, человеческие внутренности, изувеченные безжалостными свинцом и сталью. Она сама ампутировала руки, ноги, ушивала огромные безобразные шрамы. Но все равно… это было тяжело.
На третий день, под вечер, когда она пила чай, которым спасалась в короткие перерывы между сериями, не позволяя себе отойти от рабочего места хотя бы на полчаса, чтобы пообедать (уж больно большой поток раненых шел в эти дни в Киев), держа подстаканник едва заметно дрожащими пальцами, в палату, в которой она занималась установкой игл, влетела какая-то женщина в кокетливо подпоясанном белом халате. Бросив неприязненный взгляд на Вилору, она склонилась к уху сидевшего рядом Бурденко и тихо зашептала:
– …генерал-лейтенант… непереносимость анестезии… очень слаб… звонили из Москвы… лично просил…
Тот молча кивнул и поднялся. Вилора окинула его заторможенным взглядом, а затем тихо сказала:
– Капитан Куницын при мне в полевых условиях сделал обезболивание ранбольного с помощью игл.
Бурденко притормозил и резко развернулся.
– Милочка моя, а вы сможете это повторить?
Вилора вздохнула, поставила на столик почти пустой стакан и медленно мотнула головой.
– Нет, – потом мгновение поколебалась и нехотя закончила: – Если только в самом крайнем случае, если нет других вариантов. Я этого просто никогда еще не делала. Только видела и… какие там особенности, могу только предполагать. По этим-то трем схемам меня капитан Куницын хорошо натаскал. Ну, чтобы все особенности строения тела конкретного человека учитывать – размер, вес, длину конечностей, особенности расположения внутренних органов. Их же при пальпации можно прощупать или по косвенным признакам определить. А там понадобится заходить в мозг через глазные отверстия в черепе. Я, конечно, теоретически, для себя, прикидывала, куда он там втыкал иглу, но… – она запнулась, подумала и решительно произнесла: – Нет. Я знаю, что это возможно, но я этого сделать не сумею.