Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Шрифт:
Последней попыткой дворянских кураторов сохранить свои должности стали их обращения в апреле и мае 1803 г. к министру внутренних дел В. П. Кочубею с просьбой, «чтобы мы участвовали в сочинении статутов, которые окончательно постановят управление университета, основанного на иждивении нашем» [76] . Благодаря усилиям Новосильцева, Чарторыйского и Клингера император полностью отклонил это требование (несомненно, сыграло свою роль и письмо Паррота). Кочубей написал об этом кураторам 8 июня 1803 г., после чего, передав в университет кассу и архив, они сложили полномочия [77] .
76
РГИА. Ф. 733. Оп. 56. Д. 14. Л. 33–35.
77
Бинеман. С. 191.
Что же касается работы над Уставом, то она началась в профессорской корпорации Дерпта еще в феврале, а к концу марта был готов его детальный проект из 290 параграфов. Чтобы представить его на утверждение, университет по окончании семестра направил в Петербург делегата, которым, естественно, вызвался быть Паррот (причем он настоял на том, что должен ехать один – т. е. в очередной раз рассчитывал на свое личное влияние на императора! [78] ). Действительно, судя по сохранившимся письмам Паррота в Дерпт, Александр I сам обсудил с ним отдельные пункты Устава и студенческих правил и внес правку (в частности, об участии представителей от студентов в заседаниях университетского суда) [79] .
78
Об этом в июне 1803 г. Паррот прямо писал своему другу профессору К. Моргенштерну, который первоначально должен был ехать вместе с ним: Georg Friedrich Parroti ja Karl Morgensterni kirjavahetus: 1802–1803 (koostanud Ingrid Loosme ja Mare Rand). Tartu, 1992. S. 72–74.
79
Georg Friedrich Parroti ja Karl Morgensterni kirjavahetus… S. 77–85; Бинеман. С. 209–210.
80
См. письма 22 и 23.
81
Журнал Главного правления училищ от 8 августа 1803 г. // РГИА. Ф. 732. Оп. 1. Д. 2. Л. 112 об.
82
Бинеман. С. 211.
Надо сказать, что торжественное оглашение Устава и введение в действие университетского суда вызывали недовольство у некоторых жителей Дерпта – там, например, с удивлением узнали, что под университетскую юрисдикцию подпадают даже арендаторы университетской земли. В этом смысле большой вес приобрела скандальная история, случившаяся с богатым горожанином Шпалькгабером, который счел, что его оскорбили студенты, но при этом не выказал уважения университетскому суду, за что тот выписал ему штраф, истец же в свою очередь в жалобах дошел до генерал-губернатора. По сути, это была первая «проверка на прочность» университетской юрисдикции, и поэтому Паррот большое внимание уделил ей, обращаясь к Александру I со словами: «Государь, от решения этого дела зависит, будет у Вас в Дерпте университет или нет» [83] .
83
Письмо 25.
Но вскоре другие важные вопросы стали доминировать в переписке. К ним относились проблемы, связанные с наделением университета землей и строительством его новых зданий. Для них предназначался участок так называемой Домской горы, возвышавшейся над городом и переданной во владение университета. 8 июня 1803 г. была образована Строительная комиссия во главе с профессором Краузе, архитектурные и ландшафтные проекты которого и легли в основу застройки новой территории. Паррот, с давних пор породнившийся и друживший с Краузе, горячо поддерживал все эти проекты, которые через попечителя Клингера отправлялись в Петербург к императору [84] . В итоге Министерство народного просвещения выделило на строительство сумму в 120 тысяч рублей на три года. Однако уже очень скоро выяснилось, что реальные расходы значительно превышают эту сумму, причиной чего были и нехватка поблизости строительных материалов, и необходимость поиска рабочих, которых в Дерпте было мало, и общее повышение цен и падение стоимости ассигнационного рубля. Покрыть недостаток можно было бы, обратившись к помощи дворянства, но с тех пор, как ушла дворянская опека над университетом, прекратились и пожертвования на него. Поэтому Парроту ничего не оставалось, как добиться прямой помощи Александра I. В этом, собственно, состояла одна из главных целей его долгого пребывания в Петербурге зимой – весной 1805 г.
84
Петухов Е. В. Императорский Юрьевский, бывший Дерптский университет за сто лет его существования (1802–1902). Т. 1. Первый и второй периоды (1802–1865). Юрьев, 1902 (далее – Петухов). С. 212–216; Бинеман. С. 198.
Как показывают его письма, к этому моменту смета дополнительных расходов на строительство зданий сверх исходной достигла уже очень значительной величины – 364 541 рубля [85] . Император санкционировал рассмотрение этого запроса в министерстве, которое постановило сократить запрашиваемую сумму до 270 тысяч рублей, но при этом оттуда до Паррота дошли сведения, что в Дерпт будет назначена комиссия для проверки столь большого перерасхода средств. Эта новость сильно огорчила профессора, который тут же написал Александру I протест, ибо, по его мнению, это означало университету «неслыханное оскорбление нанести, которое нас во мнении публики погубит», да и к тому же заденет доброе имя Краузе и «обескуражит» его самого [86] . В ответ император поспешил успокоить друга: Александр опровергал слух, что в Дерпт будет послана ревизионная комиссия, и сообщал о своем решении выделить на нужды университета в текущем году 100 тысяч рублей [87] . Той же осенью, 15 сентября 1805 г., в Дерпте состоялся праздник – торжественная закладка нового главного здания университета (которое будет окончено в 1809 г.), и в его фундамент по решению Совета заложили листок с сочиненным Парротом текстом, кратко описывавшим историю университета до этого дня [88] .
85
Письмо 39.
86
См. письмо 52. Относительно главного архитектора дерптских университетских зданий Паррот еще в 1804 г. писал: «Честность профессора Краузе во всей Лифляндии известна; это аксиома, которую покамест никто сомнению не подвергал» (письмо 30).
87
Письмо 53.
88
Бинеман. С. 233, 335–336 (текст Паррота).
Другим важным вопросом, затрагивавшимся в корреспонденции, было участие дерптских профессоров в управлении учебным округом, т. е. в организации губернских гимназий и уездных училищ. Для этого в университете 1 апреля 1803 г. под председательством Паррота открылась Училищная комиссия; в дальнейшем же, даже не будучи ректором, он оставался членом этой комиссии на протяжении восемнадцати лет (лишь немногие профессора университета проявляли столько же внимания и рвения к средним школам – среди последних был еще один университетский друг Паррота, профессор К. Моргенштерн). Наверное, самым ярким и запоминающимся для Паррота стало открытие гимназии и уездных училищ в Выборгской губернии, куда он прибыл в январе 1805 г. и получил там восторженный прием со стороны местного общества, о чем подробно сообщал в письме к Александру I [89] . В конце же мая 1806 г. профессор уже подводил итоги этой деятельности: «Наши гимназии и наши уездные училища полностью обустроены. Это дело
89
Письмо 38.
90
Письмо 92.
Неудивительно, что, когда в конце декабря 1806 г. Паррот был официально командирован университетом в Петербург для участия в заседаниях Главного правления училищ, Александр I счел необходимым наградить его за успехи в развитии школьного дела Дерптского учебного округа. Профессору вручили орден св. Владимира 4-й степени (о чем он, впрочем, не просил и неоднократно потом напоминал об этом). В ходе этой же поездки Парроту разрешили в министерстве участвовать в обсуждении спорного вопроса, относившегося к его учебному округу, – о статусе Митавской гимназии. Это училище для дворянской элиты, основанное еще в бытность Митавы столицей Курляндского герцогства, претендовало на особое положение в системе народного просвещения, которое бы приближалось в правах к университету, с тем чтобы выходящие оттуда курляндские юноши могли сразу поступать на государственную службу. Подразумевалось, что Митавская гимназия не должна подчиняться контролю Училищной комиссии Дерптского университета, а находилась бы под плотной опекой местного дворянства [91] . Университет, естественно, возражал против этого, что вызывало конфликты, но в начале 1807 г. курляндцам удалось добиться в министерстве компромиссного решения в свою пользу – особый статус и привилегии Митавской гимназии восстанавливались по образцам XVIII в., но она при этом ставилась в зависимость от Дерптского университета как центра учебного округа [92] .
91
Подробнее см.: Грачева Ю. Е. Дерптский учебный округ в переписке императора Александра I и Г. Ф. Паррота // Петербургский исторический журнал. 2022. № 3. С. 39–43.
92
Журнал Главного правления училищ от 24 января 1807 г. // РГИА. Ф. 732. Оп. 1. Д. 6. Л. 27.
Однако Паррот, узнавший об этом решении, категорически его опроверг в письме к императору: он указывал, что оно разрушает саму систему народного просвещения, возводимую с начала александровского царствования, что в случае восстановления привилегий гимназии университет не сможет контролировать ни ее учебную, ни хозяйственную часть и, наконец, что само ее возвышение угрожает университетскому образованию, ведь «дворяне курляндские желают восстановления гимназии в ее прежнем виде из ненависти к университету, из нежелания свое юношество в Дерпт отправлять» [93] . О том, что Александр I внял этим доводам, свидетельствует его распоряжение, переданное министру на другой день после получения письма Паррота: «приостановить, если еще можно, исполнение Высочайшего указа» [94] . На следующем же заседании Главного правления училищ Паррот, поддержанный также попечителем Клингером, с удовлетворением увидел, что прежнее решение было пересмотрено. Несмотря на это, попытки преобразовать Митавскую гимназию в «Академию со всеми прерогативами университетскими» продолжились, и в октябре 1807 г. Парроту пришлось повторять императору все свои аргументы с удвоенным возмущением: «Так-то, убеждая Вас на подобные уступки пойти, желают Вас заставить собственными руками уничтожить Дерптский университет, который Вы основали с всевозможным тщанием и который на препоны наталкивается только потому, что Ваши истинные замыслы воплощает» [95] . В итоге подписание нового Устава Митавской гимназии было отложено Александром I на неопределенное время.
93
Письмо 111.
94
РГИА. Ф. 733. Оп. 56. Д. 7. Л. 193.
95
Письмо 132.
Наконец, немаловажное место в переписке по университетским делам занимали проблемы, связанные со студентами. По мнению Паррота, «враги на каждую шалость одного из наших студентов внимание обращают и всем без исключения ее приписывают; ссылаются на происшествия выдуманные или представленные куда более предосудительными, чем требуется» [96] . Впрочем, если у Александра I были основания высказывать в этом вопросе Парроту свое неудовольствие, то делал он это с большим тактом и деликатностью. Когда в марте 1805 г. Александра I серьезно обеспокоили студенческие беспорядки в Дерпте, в своем письме к Парроту император выразил это так, словно извинялся за свои упреки и оправдывался словами о том, что поведение студентов превосходит любую разрешенную меру и ему в таком случае просто невозможно терпеть подобные вещи [97] . Профессор, впрочем, почувствовал серьезность упреков императора в адрес университета и пообещал ему на ближайших выборах «биться за должность ректора с пылом честолюбца», чтобы не допустить повторения таких историй. Действительно, сразу по возвращении из Петербурга Паррот был вновь избран ректором на 1805/1806 учебный год (что доказывало его высокий авторитет в корпорации) – хотя и в этом году ему пришлось сообщать Александру I о студенческой дуэли со смертельным исходом. Во второй половине 1806 г. ему удалось добиться поправок к указу императора относительно того, чтобы студенты не только из дворян, но и из мещан могли ускоренно получать на военной службе офицерский чин. Правда, в 1808 г. он уже тщетно пытался отменить очередное распоряжение Александра I, вызванное студенческими историями, – а именно о том, чтобы арестованных студентов держали в кордегардии (а не доставляли сразу к ректору, как полагалось по Уставу в соответствии с принципами университетской автономии). В этот раз уже восклицания Паррота, что «речь идет о существовании Дерптского университета» и что это происки «заклятых врагов» образования, не помогли смягчить решение императора [98] .
96
Письмо 33.
97
Письмо 53.
98
См. письма 136 и 138.
Отметим все же, что по большинству обсуждавшихся с Парротом дел по Министерству народного просвещения Александр I принимал сторону Паррота (или уступал его давлению) – но зачастую при этом не только не прибегал к своей неограниченной власти, а, напротив, всячески пытался скрыть свое влияние в спорном вопросе, возлагая отстаивание собственного мнения на других чиновников. Поэтому, прежде чем утверждалось то решение, о котором император заранее условился с Парротом, оно должно было пройти все этапы обсуждения в министерстве, и на данной стадии важную роль в качестве «инструмента влияния» внутри министерства играл попечитель Дерптского учебного округа Ф. М. Клингер (которого Паррот считал не столько своим прямым начальником, сколько личным другом) [99] . Так, например, в 1805 г. Александр I писал Парроту: «Срочно предупредите Клингера и сообщите ему проект, который Вы мне представили, чтобы он совершенно в нашем духе высказался, когда обратится к нему министр» [100] . Благодаря Клингеру профессор в деталях знал о ходе обсуждения вопросов на заседаниях Главного правления училищ, где попечитель выступал «защитником университета», и пытался смягчить противоречия между ним и министерством. Неудивительно, что Паррот неоднократно предлагал Александру I теснее приблизить к себе Клингера и даже назначить его министром народного просвещения.
99
Подробнее об отношениях Паррота и Клингера см.: Гаврилина И. А. Ректор Г. Ф. Паррот и попечитель Ф. М. Клингер: два взгляда на развитие Дерптского университета в первые годы его существования (1802–1803) // Клио. 2017. № 10 (130). С. 47–56.
100
Письмо 43.