Кафедра
Шрифт:
В одно мгновение крышки “ракушки” с обеих сторон со скрипом взлетели вверх. Под ними оказалось человек восемь, не меньше. Они молча набросились на Лину и Федора Ивановича. “Так я и знала!”— тоскливо подумала Лина, когда пистолет доставать было уже поздно — ее крепко держали под локти два добра молодца в штатском. Третий быстро обыскал ее, положил к себе в карман ее пистолет. Сразу с двух сторон во двор влетели машины…
“Сколько же вас, ребята, наплодилось, как котят! — весело произнес Бадаев. В прицеле было перекошенное страхом лицо Федора Ивановича. Он крутил головой и что-то
— Отпустите! Помогите! — закричал Федор Иванович, когда его потащили к машине. Вдруг его голова странно откинулась назад. Впрочем, головы-то уже и не было — разрывная пуля сделала свое дело. “Эфэсбэшники” отпрянули в сторону, присели, выхватили пистолеты. Федор Иванович кулем повалился на мерзлую землю.
Тело Федора Ивановича еще не коснулось земли, а Рашид уже бросился к Лине, пытаясь повалить ее, спрятать за “ракушкой”. Он мгновенно догадался, что следующей мишенью будет девушка.
Бадаев перевел прицел на Лину. “Красивая!”— подумал он на прощанье. В прицеле появилась чья-то спина, закрывая от пули девушку, но теперь уже было поздно — палец автоматически нажимал на крючок.
Пуля вошла в спину Рашида, когда он уже падал вместе с Линой. Из спины брызнула кровь. Он сказал: “Ой,”— и придавив собой девушку.
— В укрытие! — закричал один из “эфэсбэшников”. Люди попытались спрятаться позади поднятых “ракушек”. Трое потащили за собой Рашида с Линой. “Эфэсбэшники” вглядывались в просвет между ветвями деревьев, пытаясь понять, где сидит снайпер. “Нас обстреливают!”— сказал в рацию один из них. — Немедленно проверьте два дома напротив!” Рашида осторожно сняли с Лины. “Эфэсбэшник” приложил два пальца к шее Рашида. Отрицательно помотал головой — мертв. На груди у Лины было большое кровавое пятно. Он приложил пальцы к шее Лины, мотнул головой — тоже.
— Одной пулей обоих, — сказал он. — С очень близкого расстояния.
Линина бабушка все еще стояла у окна и пыталась разобрать, что за темные пятна мечутся около “ракушек”.
Бадаев разобрал винтовку, сложил ее и бинокль в чемодан, прикрыл створки окна, направился к выходу, опять вспугнув чердачных голубей. Он навесил на железную дверь большой замок, достал из кармана ватника две бумажки с печатями, датами и подписями, клеящий карандаш, быстро опечатал чердак. Он спустился на этаж ниже, поднял крышку мусоропровода и спустил в трубу части винтовки вместе с биноклем. Вызвал лифт.
Когда Бадаев выходил из подъезда, навстречу ему попалась пожилая женщина с сумками.
— Здрасьте, — поздоровалась с ним женщина. — А я как раз в ЖЭК собиралась. Кран у меня на кухне течет. Семнадцатая квартира. Зайдите посмотрите. Там дел-то, наверное, на полминуты.
— После обеда, — сказал Бадаев и отправился восвояси.
— Как после обеда?! — ошалела женщина. — Времени еще только девять часов.
Ты посмотри, совсем работать не хотят! Им бы только глаза с утра пораньше залить! — стала распалять себя женщина, взывая к случайным свидетелям сантехниковского хамства. Свидетелей во дворе, впрочем, не было.
Бадаев прошел через двор и оказался на улице. Около тротуара была припаркована невзрачная, старая, побитая “шестерка”. Он огляделся, сел в машину. Уже на ходу стянул с себя ватник, спецовку. Под спецовкой оказалась стильная черная рубашка. Притормозив у светофора, Бадаев напялил на себе пиджак,
Женщина с сумками все еще стояла во дворе и возмущалась. Со всех сторон, перекрывая выезды, во двор влетели машины. Из них повыскакивали люди в штатском. Двое сразу же направились к женщине.
— Вы здесь живете? — спросил один из них, предъявляя “корочки”.
Женщина с готовностью кивнула.
— Никто только что из подъезда не выходил?
— Никто, — помотала головой женщина. — Сантехник был. Я его по-человечески попросила прокладку поменять. Кран у меня…
— Куда он направился?
— Через двор на улицу, — женщина показала направление.
Двое побежали туда, куда показывала женщина.
— Да нет, ребята, это наш сантехник, Дробышев фамилия. Пьяница, каких свет не видывал. Всыпьте, всыпьте ему по первое число! А что случилось-то? — запоздало закричала женщина, но двое уже свернули за угол дома.
Сегодня была кафедра. Перед университетом Митя зашел в “Детский мир”, чтобы выбрать Дашке подарок — скоро ей четыре. Из глупого карапуза дочка потихоньку превращалась в маленького смышленого человечка. Митя бродил среди полок с игрушками, прицениваясь. Куклы куклами, но надо что-то развивающее, обучающее. Конструктор? У Игониной вон внучка в три года уже запросто “Буратино” читает. По специальной методике занимались. Ну, понятно: профессорская семья — куда деваться! Он замер перед полкой с оружием. Пистолеты, автоматы, пулеметы, игрушечные радиоуправляемые танки и самоходки. Митя взял одну из упаковок, посмотрел на цену. “Прямо как настоящий! Да и стоит соответственно”— усмехнулся он. Вот тебе, пожалуйста, и пугач. Мыль о том, что он до сих пор не вооружен, а где-то могут шмонаться люди Марата, мгновенно испортила ему настроение. Он оглянулся. На него поглядывал охранник. “Не поглядывай, не сопру!”— зло сказал Митя. Он купил большой “Лего” для малышей и куклу Машу. Маша ходила, если ее взять за руку, открывала рот, говорила “мама” и моргала совсем как живая.
На кафедру он опоздал на восемь минут. Сделал постное лицо, соображая, что бы соврать в оправдание: подвел транспорт или засорился унитаз? Когда Митя вошел, все сидели молча, опустив головы, у женщин были заплаканные глаза. Здесь же была Игонина. Она стояла рядом со столом заведующей, теребила платок.“Что-то случилось? Она-то что здесь делает?”— удивился Митя.
— Проходите, Дмитрий, садитесь, — сказала Крошка тихим голосом. — Товарищи, во-первых, университет, конечно, возьмет на себя организацию похорон…
— Каких похорон? Кто помер-то? — шепотом спросил Митя у Миши — маленького.
— Рашида машина сбила! — тоже шепотом сообщил Миша.
— Как машина? — Митя побледнел. Он почувствовал, как внутри все похолодело, будто разом проглотил большой кусок мороженого. — Какая машина?
— Не знаю. Грузовик. На Масловке. Кто-то из университетских видел. Говорят, так здорово помяло, мать не сразу узнала.
— Гюзель Андреевна? — Митя почувствовал, как к горлу подкатывает комок. За эти годы он так подружился с Рашидиком! Он всегда поддерживал Митю, помогал советом, добрым словом, отбивал от несправедливых нападок Игониной, не страшась вызвать ее гнев. И в переделках они с ним бывали, и пили вместе, и много еще что… Черт возьми, что ж за мор такой на кафедру напал! Кто следующий, я? Митя разозлился на себя за такую глупую мысль.