Кахатанна. Тетралогия
Шрифт:
– Не знаю, Джангарай. И не знаю, стоит ли тебе слушать мою историю, потому что в ней замешаны чуть ли не все боги вашего прекрасного Варда.
Слова «вашего Варда» не ускользнули от внимания ингевона.
– Ты хочешь сказать... – пробормотал он. – Вы хотите сказать, что живете не на Варде? Хотя, – успокоил он себя, – Арнемвенд действительно велик.
– Да не видела я ни Арнемвенда, ни Варда. Я тут и недели не нахожусь, – рассердилась Каэ. – Дожила! Мира, в котором сейчас живу, не знаю, хотя он, похоже, мой. Мира, в котором жила, почти не помню. Не успела сюда попасть, как на меня налетел Ма...
– К Ночи
Джангарай глядел на собеседницу широко открыв глаза.
– Хорошо, – продолжала Каэ, которую несло на всех парусах. – Пусть он так называется. Потом братец его, что ли, – я еще в их родственных связях не разобралась. Левиафаны из реки выплывают на восход солнца полюбоваться. Нет, ты мне скажи, – набросилась она вдруг на ни в чем не повинного ингевона, – скажи, пожалуйста, – это нормально?! Теперь надо идти на край света, обязательно туда, где война, в другое место никак нельзя – сюжет не тот. Да еще ты ночью нападаешь! Ответь, нервы это могут выдержать? – Тут вспышка негодования улеглась сама собой, и Каэ уже спокойно проговорила: – Не обращай внимания, просто я плохо представляю себе, что делать. Я загнанная одинокая девчонка, попавшая в незнакомый мир, где уже кому-то что-то должна. А я не умею быть должной, воин. Не умею и не люблю.
Всполошился альв:
– Дорогая Каэтана, совсем забыл, ну просто из головы вон за этими хлопотами, – я с вами на восток, знаете ли. Вдвоем веселее.
– А втроем еще веселее, – объявил Джангарай, чувствуя необъяснимую легкость на сердце. – Фехтовать с мной будете?
– Куда я денусь?
– Тогда хоть скажите, в какое место нам нужно попасть.
Альв осмотрелся по сторонам и внес рациональное предложение:
– Может, прежде чем обсуждать подробности, покинем наконец ярмарку?
– Действительно, – поддержала его Каэтана, – засиделись мы здесь.
Джангарай был тем более рад покинуть людное место, где его мог узнать и выдать властям любой. Не спеша они отправились к дому, где остановились путешественники.
Хозяева и домочадцы были в городе, и дверь им открыл слуга, страдавший в одиночестве на своем постылом дежурстве. Увидев постояльцев, он расплылся в улыбке, надеясь хоть немного расспросить у них про ярмарку. Но его постигло горькое разочарование: отвратительные попались жильцы – никаких восторгов, никаких впечатлений, даже приблизительных цен не назвали.
«Бездельники, – подумал слуга. – Бездельники и тупицы, раз не могут ни о чем рассказать. Негодные, никчемные люди».
Ну ничего, завтра он наверстает упущенное...
Наверху захлопнулась дверь.
– Вот и выходит, – закончила Каэтана свой недолгий рассказ, – что нам нужно именно в ал-Ахкаф, и никуда больше, а там, говорят, начинается война.
Джангарай задумался. Он молчал так долго, что Воршуд решил – все, конец. Ингевон испугался, струсил, а значит, они в нем ошиблись. Но Джангарай заговорил совсем об ином:
– А вы не задумывались, дорогая госпожа, что война началась именно из-за вас?
Альв возмутился:
– Да при чем тут госпожа Каэтана? Мы ведь здесь, а война...
– А война именно в ал-Ахкафе, – ровным голосом закончила Каэ. – И именно сейчас. Ни на день раньше, ни на месяц позже. Но может быть, это все-таки совпадение...
– Может быть, – сказал ингевон. – Но я бы на, вашем
При слове «нам» осторожный альв счел необходимым переспросить:
– Ты тоже собрался с нами?
– По-моему, это уже решено, просто я не был посвящен в детали. Но после того как вы доверили мне свои тайны, прошу поверить и в то, что у вас нет более преданного друга и слуги. – И Джангарай склонился перед девушкой в почтительном и на сей раз вполне искреннем поклоне.
Она, улыбаясь, протянула ему руку:
– Я рада, действительно рада обрести такого друга. А Воршуд насупился и пробурчал:
– Конечно, теперь оба мечами махать будут, а о деле думать кому придется?
– Главное, чтобы боги не добрались до Тешуба раньше, чем мы.
– Не пугай, – поморщился альв.
Собаку съевший на разных походах, Джайгарай в тот же день развил бурную деятельность.
– Нам нужны кони и разные мелочи, – перешел он к проблемам предстоящего путешествия.
– В таком случае покупай не просто хороших коней, а самых лучших. Денег у меня достаточно, – сказала Каэ.
– Не самых лучших, – вмешался альв, а самых спокойных и покладистых.
– О чем спорим! – развеселился ингевон. – Все равно каждый должен сам выбрать себе коня. Коня, оружие, походную одежду. Только еще одного спутника найду нам я, если позволите.
– Зачем нам еще один спутник? – насторожился альв. – Нам нужен караван до ал-Ахкафа. А спутник...
– Я ручаюсь за него своей честью, – сказал Джангарай. – Во всяком случае, вы на него должны посмотреть. Если бы он отправился с нами, я бы спал гораздо спокойнее. Только как его уговорить?
Жизнь Бордонкая нельзя было назвать ни легкой, ни счастливой. Он родился в семье обедневшего рыцаря, который унаследовал от предков тяжелую руку, тяжелый меч и легкие нрав и кошелек. Отец Бордонкая в течение всей своей недолгой жизни снискал себе славу отчаянного храбреца и силача, но денег не скопил и отправился навестить Баал-Хаддада, оставив жену с двумя младенцами на руках. Родня терпела их недолго и в конце концов выселила в старый полуразвалившийся замок на окраинных землях Мерроэ, где пастухи и охотники-гемерты были единственными няньками для господских детей.
Мать Бордонкая – красавица Санна – обожала своего мужа и во второй раз замуж не собиралась. Превыше всего для нее – жены и дочери рыцарей – были понятия чести, долга и справедливости. И она допустила страшную ошибку, воспитав своих сыновей в духе гордых и предельно честных предков, но не успев рассказать им о том, что в мире существуют еще и подлость, предательство, коварство. Санна умерла на двадцать пятом году жизни в нищете и забвении, моля богов позаботиться о ее детях.
Боги на эту просьбу никак не откликнулись, а вот родня съехалась со всех сторон. Правда, братья – Бордонкай и Мангалай – никого не волновали, а вот полуразрушенный замок вместе с окрестными землями внимание к себе привлек. Долгие споры родных привели к тому, что детей отдали на воспитание в рыцарский орден Гельмольда, а их наследство поделили между собой многочисленные дядья.