Как быть евреем
Шрифт:
Ю.Л. Но ведь это относится только к некоторым брахот?
Д.Д. Да, я уже говорил, начало и конец Амиды содержат славословие и благодарность Б-гу, — это неизменные части молитвы.
Ю.Л. Я думал, что вся молитва неизменна.
Д.Д. Это не совсем так. Есть специальные издания Амиды, которые читают в Шабат и на праздники; они отличны от повседневной молитвы. Начальные и заключительные брахот на Шабат и праздники те же самые, но посредине произносятся одна-две брахот, посвященные Шабату или соответствующему празднику.
Ю.Л.
Д.Д. А потому что было бы неправильным размышлять в Шабат о наших повседневных нуждах. Все, что мы произносим, имеет отношение к Шабату и к нашим праздникам — то, что неизбежно занимает наши мысли в эти дни.
Ю.Л. Ну вот, как всегда, все усложняется…
Д.Д. На самом деле нет. Я уже говорил: наш молитвенник выстроен вокруг Амиды, которую мы должны произносить трижды в день. Если ты знаешь повседневную молитву, которую выучишь, постоянно повторяя — дома и в синагоге, — то легко заметишь различия между ней и Амидой на Шабат. Мне кажется, тебе вообще стоит всю ее запомнить наизусть, хотя это и необязательно. Сейчас такое происходит не часто, но наша история отличается тем, что евреи почти всегда знали все молитвы наизусть — тогда посетителям синагог не раздавали молитвенники. Люди регулярно приходили на службу и выучивали молитву.
Кстати, я говорил, что Амиду все присутствующие произносят молча (стоя, конечно), а потом уже один человек, выбранный общиной, повторяет ту же молитву вслух? Таким образом, мы сначала читаем Амиду сами, предстоя пред Б-гом, а потом уже коллективно, целой группой, через избранного нами представителя. (На иврите он называется «шалиах цибур», «посланник общины».) Более того, если ты сконцентрируешься, то такое повторение позволит тебе выучить весь текст наизусть и ты сможешь беспрепятственно обращаться к Б-гу. Да еще и ознакомишься с большей частью молитвенника.
Ю.Л. Большей?
Д.Д. Еще одно требование состоит в том, что, помимо ежедневного повторения Амиды, нужно читать Шма — утром и вечером, как тебе уже известно. Теоретически Шма можно читать отдельно от Амиды, но у нас давно принято произносить Амиду и Шма вместе. Так что наше утреннее богослужение («Шахарит» на иврите) строится вокруг Шма, с начальными и заключительными брахот, после чего читается Амида. Дневная служба, Минха, включает только Амиду. Вечерняя же снова совмещает Шма с начинающими и завершающими брахот, после чего произносится Амида. Это наш обычный путь обращения к Б-гу, трижды в день, и так ежедневно. Освоив все это, ты уже не растеряешься в синагоге.
МАЛЫЙ И БОЛЬШОЙ
Ю.Л. Еще кое-что насчет молитвы… Наверняка мой вопрос огорчит вас, и вы снова скажете мне, что я смотрю на все со стороны. Но все-таки: читать молитвы, о которых вы мне говорили, — на что это похоже?
Д.Д. Почему же огорчит, Юра? Но отчасти ты прав: это вопрос стороннего человека. Что же сказать тебе? Только то, что говорил раньше: есть маршрут, по которому ты можешь идти, и конкретные технические детали, формирующие маршрут. Назначение таких деталей — помочь тебе.
Ю.Л. Но почему бы не объяснить, на что это похоже? Ведь вы же знаете ответ — так скажите несколько слов!
Д.Д.
Ю.Л. О чем вы?
Д.Д. Как бы тебе объяснить… Представь себе двух евреев, Клайна и Гросса. Гросс очень толстый — вернее, он словно выходит за собственные границы, как на детском рисунке. Понимаешь? Когда ребенок рисует человека, он сначала делает круг для головы, больший круг для тела, а потом все это раскрашивает. Но это непросто, карандаши не всегда слушаются, и вот здесь кусок красной рубахи вылезает за пределы туловища, а там розовые щеки выпирают за пределы головы. В этом смысле Гросс — толстый, он не помещается в отведенном ему пространстве. В результате он всегда встает на пути у самого себя. Даже если Гросс быстро обернется и посмотрит, что за его спиной, он увидит только часть самого себя. Клайн же мал. Мал не в физическом смысле; он умещается в границы, отведенные для его тела. Поэтому Клайн способен видеть иной путь и двигаться по нему.
Ю.Л. Ясно. Итак, вы — Клайн, а я — Гросс.
Д.Д. Вовсе нет. Клайн и Гросс— один и тот же человек.
Ю.Л. Не понял.
Д.Д. Гросс — это путь нас самих. Не знаю, почему так происходит, — может, связано с эволюцией, но это мы сами и есть. И это очень удобно, особенно потому, что так волнует, увлекает… Но есть нечто ирреальное в таком способе существования, который заслоняет от нас весь обзор и в итоге скрывает реальность. Потому я и сказал, что проблема в тебе. Ты хочешь прорваться к тому, что есть кадош, святое, ухватить его и изучить. Но это невозможно. Гросс и кадош не могут встретиться.
Ю.Л. Почему?
Д.Д. Потому что Гросс пройдет мимо. Или, если повезет, он превратится в Клайна.
Ю.Л. А что значит быть Клайном?
Д.Д. Я уже сказал: не выходить за свои пределы и быть маленьким.
Ю.Л. Вы имеете в виду ограничение своего эго или что-то вроде этого?
Д.Д. Не глупи… Я говорю о чем-то физическом, о том, что умещается в отведенных ему границах.
Ю.Л. Я могу стать Клайном?
Д.Д. Но об этом все еще говорит Гросс! Разумеется… Пришлите нам десять этикеток и бесплатно получите пивную кружку. Только разборчиво напишите свою фамилию.
Ю.Л. Я серьезно…
Д.Д. Разве я не говорил тебе, что нужно делать шаг за шагом, в определенной последовательности? В эпоху Храма тому, кто стремился к кадош, следовало быть чистым, и он проходил специальный очищающий обряд.
Ю.Л. Но ведь сейчас нет Храма?
Д.Д. А разве я не говорил тебе о мишкане? О том, как мы погружаемся в Тору, о том, что приношения на алтарь, которые совершали в древности, сменились нашими молитвами? Теперь понимаешь?
Ю.Л. Кажется, да…
Д.Д. Ничего ты не понял. Но не важно. Тебе придется идти по пути, о котором я сказал, или не идти вообще. В Грузии это ясно всякому. Почему же здесь должна возникнуть проблема?
Ю.Л. Я все еще думаю о Клайне. Вы не могли бы подробнее рассказать об этом?