Как быть евреем

Кугел Джеймс

Ю.Л. Но что означает «войти в двери дома»?

МИШКАН

Д.Д. Всегда считалось, что иудаизм — это не столько религия, сколько образ жизни. И это действительно так. «Войти в двери дома» — значит привыкнуть к новому образу жизни, соблюдать Шабат и наши праздники, каждый день читать предписанные молитвы, соблюдать законы чистоты в еде, вести себя надлежащим образом. В общем, стараться жить как еврей.

Ю.Л. Но как можно все это делать, не зная основ? Как можно молиться Б-гу, о Котором толком еще ничего не знаешь?

Д.Д. А разве не так растут дети в еврейском доме? Задолго до того, как они начинают что-то понимать,

еще не умея говорить, они уже чувствуют разницу между обычными днями недели и Шабатом, знают, когда и что можно делать. Едва начав произносить первые слова, они уже учат слова специальных благословений перед тем, как съесть что-то, перед омовением рук. Конечно, у них свое, совершенно детское восприятие Б-га — но что из этого? Когда дети ведут подобный образ жизни, у них открывается пространство для понимания, и это пространство будет наполняться все более и более глубоким пониманием по мере их развития.

Ю.Л. Но если речь идет о взрослом человеке?

Д.Д. Он все равно проделывает тот же путь. В Торе неоднократно повторяется, что, когда Б-г предложил Израилю стать его Б-гом — что означало принятие Торы и Его законов, — народ в один голос ответил: «Наасе ве нишма». Эти слова на иврите означают что-то вроде «давайте исполним и будем слушаться». Однако второе слово, которое буквально можно перевести как «слушать», «учитывать», имеет и другое значение: «понимать». Поэтому наши мудрецы истолковывают ответ народа в том смысле, что исполнение мицвойс более важно, нежели их понимание. Некоторые же мудрецы считают, что порядок глаголов означает: делание предшествует пониманию не по степени важности, а во времени; считается за добродетель, если человек начинает служить Б-гу прежде, чем поймет смысл служения. И это справедливо как для ребенка, так и для взрослого — ведь когда израильтяне произнесли эти слова, среди них были мужчины и женщины всех возрастов и дети тоже. Начинать надо с действия.

Ю.Л. Это звучит немного странно.

Д.Д. Не сомневаюсь, но такая странность отчасти связана и со специфическими проблемами русских евреев, о которых я уже говорил тебе. Ты хочешь все понять прежде, чем начнешь учиться. При таком подходе никакой прогресс невозможен. Но если я говорю об определенной последовательности действий, которой надо придерживаться, то только потому, что иначе ты не оценишь даже величайшее знание — сочтешь его за тривиальное или пройдешь мимо, не заметив.

Ю.Л. Но почему так?

Д.Д. Воспользуюсь аналогией. Скажем, некоторое время ты пребывал в очень темном месте, например запертым в чулане, и глаза твои уже привыкли к темноте. И вот ты выходишь оттуда и оказываешься в ярко освещенной комнате. Конечно, ты ощущаешь разницу в освещении, но саму комнату и все, что находится внутри нее, ты не видишь, поскольку свет на время ослепил тебя. Это не слишком удачная аналогия, но смысл ее можно понять: чтобы постепенно перейти от тьмы к свету, надо подготовить глаза — только тогда ты сможешь различить, что находится в комнате.

Ю.Л. Почему же эта аналогия не слишком удачна?

Д.Д. Я привел ее, поскольку свет — это то, что позволяет видеть (а видение есть способ постижения); обычно метафорически он отождествляется со знанием, «просвещением», в то время как темнота в нашем сознании отождествляется со всем неясным, неотчетливым. Но признаюсь, когда я подумал о реальности, которую пытаюсь описать, мне пришла в голову мысль, что лучше было бы представить этот переход прямо противоположным образом — как если бы человек перешел из ярко освещенной комнаты в более темную, которая освещена обычным, естественным светом.

Ю.Л. А в чем разница?

Д.Д. Ярко освещенная комната означает кричащую повседневную реальность, в которой обычно пребывают люди, — яркую пантомиму их жизни. Она состоит из немногих основных тонов и сопровождается трубными звуками повседневности. В этом

состоянии люди нередко забывают, что освещение комнаты — искусственное и то, что они видят, не более чем игра флюоресцентного света на поверхности, оптическая иллюзия. Выключите свет — и то же пространство будет выглядеть совершенно иначе. Если комната освещена дневным светом, ослепления не последует, как в первом случае. Зато глаза увидят иное измерение комнаты, она откроется по-новому: кричащая яркость сменится мягкой и бесконечно разнообразной игрой обычного света на предметах этого мира. Такое изменение света — от кричащего флюоресцентного до вполне естественного, натурального — больше соответствует изменениям, которые я тебе описал. И, если продолжить аналогию, люди поначалу не принимают этих изменений — их смущает внезапный полумрак (в котором, как им кажется, они оказались). Пока они не привыкнут к естественному освещению, они кричат: «Где свет?! Что с электричеством?»

Ю.Л. Кажется, я понимаю. Но мне все же трудно представить себе, что соблюдение Шабата и прочие действия могут привести к тому результату, о котором вы говорите.

Д.Д. Я уже сказал, делание открывает пространство — возможности нашего сердца и нашей жизни, которые в противном случае останутся скрытыми. Не имея этих возможностей, мы просто будем заслонять сами себя и отправимся в никуда.

Ю.Л. …заслонять сами себя?

Д.Д. Да, потому что мы большие. Поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Сейчас ты должен понять, что начинать свой путь надо с делания: таким всегда был и остается путь еврея.

Ю.Л. Делания чего? Помимо регулярных посещений синагоги…

Д.Д. Синагога к этому имеет весьма небольшое отношение, хотя на этот счет существуют распространенные заблуждения. «Делание» в иудаизме — в Шабат либо в остальные дни недели — в гораздо большей степени относится к дому и работе, чем к синагоге. Ведь наш образ жизни заключается в том, чтобы даже самый незначительный элемент быта соответствовал заповедям Торы, — этим мы занимаемся с момента пробуждения до отхода ко сну. Даже самые обычные вещи — открыть утром глаза, завязать шнурки, выйти за дверь — мы делаем особенным образом. Еврей не начнет пить и есть без того, чтобы не произнести соответствующие слова. И так в течение всего дня: что бы мы ни делали, наши мысли и наши действия постоянно обращены к небесам. Мало того, все, что мы делаем в каждый конкретный день, в известной мере регулируется еврейскими законами и традициями. Так, ежедневно мы читаем небольшой отрывок из наших книг, помогаем нуждающимся, занимаемся благотворительностью. Точно так же мы стремимся избегать некоторых вещей в повседневной жизни — стараемся поменьше сплетничать, злиться, лицемерить. Мы не едим определенные виды пищи, избегаем других вещей, запрещенных Торой. Таким образом, даже в повседневной реальности мы стараемся исполнять заповеди Торы и поступать надлежащим образом. Помимо всего этого, часть времени мы посвящаем религии — это касается не только Шабата и священных дней, таких, как Рош а-Шона, Йом Кипур и Пейсах, но и обычных дней недели. Трижды в день — утром, днем и вечером — мы откладываем все свои дела и молча произносим слова молитвы, о которой я тебе говорил. Лучше всего молиться в группе, поэтому многие евреи каждый день ходят в синагогу. Но можно молиться и одному: полчаса отводить на утреннюю молитву, перед уходом на работу, а потом еще по нескольку минут на дневную и вечернюю молитвы.

Ю.Л. А вы? Я имею в виду, вы сами все это делаете?

Д.Д. Конечно. Это наш образ жизни, наша Алаха.

Ю.Л. Удивительно, как у вас находится время….

Д.Д. Дело даже не столько во времени — его ведь всегда можно найти. Жизнь состоит отнюдь не только из тех минут, которые ежедневно и еженедельно мы посвящаем религии и отводим на те или иные обязанности, но в том числе изо всего остального времени, которое в результате само меняется!