Как до Жирафа 2. Сафари на невесту
Шрифт:
Маруська снова топнула ножкой. Фыркнула, потом схватила Катю за руку и заявила:
– Пойдём со мной!
Бунт, едрить его в качель! А Катя пошла. О нет!
– Катерина, стой! – прорычал я, вскипая. – Мария, без мультиков два дня! Наказана.
– Я плинцесса, – расплакалась Маруська, – а плинцесс наказывать низзя!
И убежала, оскорблённо топотя пяточками по паркету. Катя рванула было за ней, но я поймал её в дверях.
– Нет!
– Она же плачет…
– Ты мне так ребёнка испортишь! Разве ты не понимаешь?! Что ты творишь?! И не смотри на меня так! Это мой ребёнок и я знаю, как её воспитывать! –
– Ясно… – опять выдохнула Катя и блеклой тенью пошла в коридор.
Что ей опять ясно?
Я поплёлся туда же, пыхтя, как чайник со сломанной кнопкой автоотключения и свистом в мозгу. И вдруг с удивлением обнаружил, что Катя натягивает на себя плащ и вступает в туфли.
– Катя, ты куда?
Моя Ромашка обернулась и посмотрела с таким укором, что захотелось самому себе дать лопатой в лоб. И вдруг она робко улыбнулась.
– Я всё поняла. Твой ребёнок. Твоя семья. Твой бизнес.
И вышла в дверь. Я за ней. За спиной раздался рёв Маруси:
– Мапа! Я ножкой удали-ила-ась!
Да что за день сегодня?! Где та лопата, о которую можно самоубиться?
Кинулся к одной, а другой уже след простыл. О, женщины!!!
3
Я выбежала из подъезда, метнулась за калитку элитного дома, на дорожку сквера и за кустами бузины вдруг остановилась, понимая, что мне некуда идти. То есть совсем. Квартиру я сдала, Агнесса уехала на семинар, на работе я в отпуске. Меня никто не ждёт…
Закапал дождик, поплевывая прохладой в макушку. Я поёжилась, окончательно растерянная. Обернулась на дом, где мне ясно дали понять, что я лишняя. На глазах выступили слёзы. Нет, я никогда не навязываюсь! Это не интеллигентно… Проклятая интеллигентность!
И вдруг тихой трелью зазвенел телефон в кармане плаща.
Он?
Сжалось сердце, слёзы брызнули фонтаном из глаз. Но я тут же утёрла их, увидев на экране «Бабушка Алико». Я поспешно поднесла трубку к уху, подспудно страшась, что неизвестная мне бабушка тоже передумает и отобьёт звонок, а я останусь в вечерней пустоте совсем одна.
– Сердце мой, Кати, это бабушка Алико говорит! – раздалось гортанное и очень кавказское, тёплое-тёплое.
– Здравствуйте, бабушка, – выдохнула я.
– Я по делу звоню, девочка, – радостно ответила она. – Ты прости, я старый, нетерпеливый, так хочу видеть тебя! Так жду, так жду!
Я шморгнула, снова утирая слёзы – ну вот, есть человек на свете, который меня ждёт!
– И я жду нашей встречи, бабушка Алико, – почти прошептала я, не желая выдавать свои слёзы. – Тоже очень!
– Вайме, мой девочка! – растрогалась бабушка. – Так я вот что звоню, дарагой! Я старый, нетерпеливый, и самолёт Суперджет Фалкон уже сегодня за тобой прислал. В вашем аэропорту стоит. Но я тебя не тороплю. Хочешь поспи-и, покушай хорошо, туда-сюда дела поделай, а потом лети ко мне. Только скажи немножко заранее. Пилоту надо диспетчерам план полёта сообщить. Самолёты – это так строго! Вайме!
Я снова оглянулась на дом моего царевича. Стало больно до невозможности, даже дышать трудно. И я прошептала в трубку:
– Я и прямо сейчас могу… Самолёт в Платове?
– Да-да! Вах, радость какой! Сейчас! Вайме! Куда за тобой машину прислать, Кати, внучка? Гига по интернету мигом вызовет. Какой хочешь:
– Я сама на такси. Спасибо большое!
– Зачем сама? Хотя, – спохватилась бабушка, – делай, как хочешь, сердце мой, Кати! И не сердись на бабушку Алико! Бабушка твой – немножко тиран, вайме…
Ой, ещё один тиран?! – напряглась я. Но бабушка тепло и нетиранисто воркуя, сдабривая каждую фразу «вай ме» и «мой сердце», как перцем баклажаны, объяснила, куда ехать, что делать, кому звонить, точнее, что пилот сам позвонит «дорогой внучка». Главное, доехать до аэропорта, а там уже меня под белы рученьки и в Тбилисо. Я заколебалась немного. Позвонить Андрею не смогла, долго смотрела на его номер в телефоне, а потом просто написала сообщение.
(Несколько часов спустя)
Моя смска Андрею осталась не отвеченной. А теперь я в режиме полёта, поздно. Меня вдавило в кресло, и заложило уши. Перед глазами мелькала надпись: «Пристегните ремни». Стюардесса, красивая, в чудной синей форме, как из сериала про миллиардеров, улыбалась мне. Самолёт натужно снижался, протыкая носом облака. На крыле за стеклом в темноте мерцала красная лампочка.
Я летела в Тбилиси. Одна. Он сам так решил…
А слёзы текли и текли.
Меня вряд ли поймёт тот, кому не ставили диагноз «бесплодие» и кому не заявляли подруги, знакомые, соседки да все, кто ни попадя: «Вот роди своего, тогда и воспитывай! Не твой ребёнок!» Да, я родила своего. Мёртвого. И больше не смогу. Поэтому слышать подобное от чужих больно, но пережить можно. Я почти привыкла, обычно не плачу. Однако когда тот, кто так много узнал про тебя и вряд ли успел об этом забыть, тот, кому ты открылась и впустила в сердце, говорит то же самое, это пережить нельзя. Я прощаю многое, терплю бесконечно, оправдываю почти всё. Но это? Не могу.
Есть ли смысл строить отношения, если он поставил чёткую границу: это я, это мой ребёнок – а это ты! Я чувствовала себя так, будто он сказал: «Смотри, мы рядом, за стеклянной, пуленепробиваемой стеной. Люби нас, а если будешь хорошо себя вести, мы ещё и дверь откроем. Но не постоянно, а по вторникам и четвергам. Или каждую вторую субботу месяца, – мы ещё не решили».
Я так не умею. Я открываюсь, выставляю себя на ладони – вот она я, такая и такая. Может, неуклюжая. Может, ходячая катастрофа. Может, чашки бью и дверцы отрываю одним движением руки… Может, просто оттого, что наоборот очень-очень, чересчур стараюсь этого не делать, хочу быть хорошей, нравиться, быть достойной любви? И мне кажется, что я её не заслуживаю. Я в этой жизни не главная, я живу в кредит. Сама себе ипотека…
Да, я не умею сказать что-то важное, не заикаясь от волнения. Не умею одеваться шикарно и нести себя гордо. Не умею требовать, как того хочет Андрей. Но я ничего не таю за пазухой. Я просто люблю. Оказывается, этого мало.
Впрочем, я и не верила до конца, что получится… А сегодня я увидела в глазах моего царевича сомнение. Сожаление о том, что поторопился. Он услышал своего отца и поверил ему, или просто всплыло озарение. Я могу его понять… отчасти. Его экс-супруга Лана рассказывала, что для Андрея дочка – это всё. Я бы тоже хотела разделить с ним это всё. Но он не собирается делиться – вот в чём беда.