Как две капли воды

Браун Сандра

– И жизнь Тейта тоже, – добавила она, застенчиво опуская глаза, когда он пристально на нее посмотрел.

– Ты, вероятно, предполагала, что это я охочусь за своим братом. Каин и Авель, – сказал Джек.

– У меня не раз появлялась эта мысль, Джек. Прости меня.

Они с Дороти-Рей по-прежнему держались за руки, по­этому она удержалась от напоминания о его увлечении Кэрол.

– По-моему, ты классно это провернула, – объявила Фэнси. – В смысле, когда прикинулась Кэрол.

– Вряд ли это было так уж легко. – Дороти-Рей взяла мужа под руку. – Уверена,

ты рада, что все наконец от­крылось. – Во взгляде, который она устремила на Эйве­ри, читалась благодарность. Теперь она понимала, отчего с некоторых пор ее свояченица выказывала ей столько сочувствия и готовности помочь. – Это все, мистер Тейт? Мы свободны и можем идти, чтобы Эйвери отдох­нула?

– Зовите меня Брайан. Да, на сегодня все.

Посетители потянулись к выходу. Зи еще раз подошла к Эйвери:

– Как мне отплатить вам за спасение сына?

– Мне не надо никакой платы. Не все здесь было иг­рой. – Женщины обменялись многозначительными взглядами.

Зи погладила Эйвери по руке и скрылась за дверью вместе с Брайаном.

В палате повисла тяжелая тишина. Наконец Тейт ото­рвал спину от стены и встал в изножье кровати.

– Возможно, они поженятся, – заметил он.

– И как ты к этому отнесешься?

Некоторое время он изучал носки своих ботинок. По­том поднял голову:

– Кто их осудит? Они любят друг друга дольше, чем я живу на свете.

– Теперь легко себе представить, отчего Зи всегда ка­залась такой печальной.

– Психологически она была папиной узницей. – Он издал сухой смешок. – Пожалуй, мне уже не следует на­зывать его папой, а?

– Почему? Ведь для тебя Нельсон был отцом, и хоро­шим отцом, что бы им ни руководило.

– Наверное. – Он посмотрел на нее долгим взглядом. – Мне следовало поверить тебе вчера, когда ты пыталась меня предупредить.

– Для тебя все это звучало немыслимо, вот ты и не по­верил.

– Но ты была права.

Она покачала головой:

– Я никогда не подозревала Нельсона. Эдди – да. Джека тоже. Но только не Нельсона.

– Хочу о нем горевать, но стоит мне снова вспомнить, как жесток он был с моей матерью… Или как нанял моего лучшего друга, чтобы тот меня убил… Господи. – Он вздохнул и запустил руку себе в волосы. На глазах у него появились слезы.

– Не кори себя, Тейт. На тебя так много всего свали­лось. – Ее тянуло обнять и утешить его, но он об этом не просил, а пока он не просил, она не имела права ему навязываться.

– Когда ты будешь делать свой фильм, я попрошу те­бя об одной услуге.

– Никакого фильма не будет.

– Нет, будет, – твердо заявил Тейт. Обойдя кровать, он сел на самый край. – Тебя ведь уже провозгласили героиней.

– Зря ты сегодня утром рассказал, кто я такая. – Она смотрела прямой репортаж с пресс-конференции, прохо­дившей в вестибюле «Паласио дель Рио». – Ты мог бы развестись со мной как с Кэрол, ты ведь так собирался поступить?

– Я не могу начинать политическую карьеру со лжи, Эйвери.

– Ты сейчас впервые назвал меня настоящим именем, – прошептала она, замирая.

Они опять посмотрели друг на друга.

Наконец, он ска­зал:

– Пока никто, кроме тех, кто был сейчас тут в комна­те, и, возможно, нескольких агентов ФБР, не знает, что заговор подготовил Нельсон Ратледж. Все считают, что Эдди действовал в одиночку и объясняют его озлобление разочарованием в послевоенной Америке. Я прошу тебя подать все именно в таком виде. Ради моей семьи. Прежде всего, ради матери.

– Если меня станут об этом спрашивать, я так и отве­чу. Но никакого фильма снимать не буду.

– Нет, будешь.

Ее глаза увлажнились, и она порывисто схватила его за руку:

– Для меня невыносимо, что ты видишь за этим толь­ко мое желание поживиться за твой счет или добиться славы и признания.

– Я вижу за этим единственную причину. Ту, о кото­рой ты мне говорила вчера и в которую я никак не хотел верить, – ты любишь меня.

Ее сердце чуть не выскочило из груди. Она погрузила пальцы в его волосы:

– Люблю, Тейт. Больше жизни.

Он взглянул на повязку у нее на плече, слегка поежился и зажмурился. Когда он опять открыл глаза, они были затуманены слезами.

– Я знаю.

ЭПИЛОГ

– Снова смотришь?

Сенатор Тейт Ратледж вошел в гостиную комфортабель­ного дома в Джорджтауне, где жил с женой и дочерью. В этот день он застал Эйвери за просмотром докумен­тального фильма, который она выпустила по настоянию Тейта.

В течение шести месяцев после того, как он занял место в Сенате, фильм транслировался по каналу Пи-Би-Эс на всю страну. Факты были представлены объективно, сжато и без прикрас, несмотря на личное участие автора в изло­женных событиях.

Тейт убедил Эйвери, что зрители имеют право знать о причудливой цепочке происшествий, начавшихся с ката­строфы рейса 398 и разрешившихся кровопролитием вече­ром в день выборов.

Еще он сказал ей, что никто другой не сумеет так про­никнуть в суть происходившего и так его прочувствовать. Последним же его аргументом было то, что ему было бы неприятно, если бы его первый срок пребывания на посту сенатора постоянно омрачали всяческие вымыслы и спе­куляции. Он считал, что лучше, если люди будут знать правду, нежели что-то домысливать.

Фильм не принес Эйвери Пулитцеровскую премию, хо­тя его с восторгом приняли обозреватели, критика и кол­леги-журналисты. Сейчас она рассматривала ряд предло­жений осветить еще несколько тем.

– Все греешься в лучах славы, да? – Тейт поставил портфель на угловой столик и сбросил пиджак.

– Не дразни меня. – Она взяла его за руку, поцелова­ла запястье и заставила сесть рядом с собой на диван. – Просто сегодня звонил Айриш. И обо всем мне напомнил.

Айриш благополучно оправился от инфаркта, полу­ченного в лифте отеля «Паласио дель Рио». Он уверял, что тогда действительно умер, а потом ожил. Как же Пэскел мог так ошибиться и не уловить биения пульса? Он бо­жился, что помнит, как воспарил над собственным телом, посмотрел вниз и увидел Пэскела, который вытаскивал его из лифта.