Как это было
Шрифт:
В конце июля, когда постройка большого дома подходила к концу, в артель приехали шефы. Удивлению не было границ. Они ходили за Мишкой по пятам и, слушая его восторженные объяснения, удивлялись на каждом шагу.
— Ну, ребята, этого дела нельзя так оставить! — волновался Андрюша — мы должны все это записать и потом в газету.
Кротов то и дело приговаривал:
— Здорово!.. Что значит коллективный труд…
— Это да! — прищелкивал языком Маслов.
Лишь только пионеры позавтракали молоком, Мишка повел их во двор.
Ребята вышли в поле.
Вокруг простирались, качаясь под ветром, тяжелые хлеба. Повсюду тянулись прочные изгороди, которые были недоступными ни для свиней, ни для кроликов, ни для рогатого скота. На склонах холмов шумел овес и зеленел клевер. Низины были засеяны люцерной. Кое-где чернели как темный бархат куски пара.
Весь день бродили шефы, осматривая хозяйство. Но теперь оно было так велико, что осмотр отнял у них и второй день.
В тот день, когда уезжали пионеры, коммунщики устроили собрание. На этом собрании Федоров выступил с большим докладом о работе артели, который был заслушан в напряженной тишине.
Заканчивая свой доклад, Федоров сказал, между прочим:
— Устав у нас, товарищи, артельный, а как вы сами знаете вот уже два года живем мы коммуной. Нужно нам стало быть сделать все это по форме. Как полагается. И еще надо бы придумать какое названье. А то путаница часто бывает.
— Что ж — сказал Тарасов, — решили мы, будто бы, заниматься больше птицей. Остальное же вроде подсобное у нас. Ну, так я полагаю хорошо бы назвать нашу коммуну «Крылья», а потому как на этих крыльях мы поднимаемся к светлой жизни.
— А какие крылья?
— Я предлагаю — Красные крылья! — крикнул Никешка.
— Красные? — подумал Семен, — нехорошо! Смешно выходит. Тут журнальчик один мне попался, так в нем карикатура такая: красный уголь, красная мука и другая несуразица. Может назовем: «Золотые крылья».
— А к чему бы это?
— К тому значит, что подымаемся мы на крыльях, куда поднимаемся? Тут-то и надо сказать. Поднимаемся, дескать, к золотой жизни.
— Ловко!
— Стойте, товарищи, — сказал Федоров, — я предлагаю другое названье… Давайте, назовем нашу коммуну «Пионер».
— Ур-р-ра! — закричали ребята. Андрюша подбросил фуражку вверх и крикнул:
— Да здравствует коммуна «Пионер»! Ур-р-ра!
— Ур-а-а-а-а!
— Товарищи! — засмеялся Федоров, — я хочу сказать вот что: конечно, и золотые крылья хорошее названье, однако, «Пионер» это названье по праву принадлежит коммуне… Начали все это дело ребята. Начали с пустяков. Не было бы ребят, так мы может еще три года чего-то ждали… Я предлагаю назвать коммуну «Пионер».
— Ур-а-а-а-а!
— Эва, ребят как разбирает! — сказал Юся Каменный, — ну, уж коли так, коли такое названье им по нраву — пусть будет «Пионер».
— Что
— Так я голосую! — сказал Федоров, — кто за то, чтобы наша коммуна называлась «Пионер», прошу…
Лес рук взлетел вверх и дружное ура прокатилось над озером.
Встревоженные этим криком гусиные стада подняли на озере невообразимый шум.
Свет… свет… свет
К осени в коммуне появилось электричество. Проводку закончили одновременно и в новом доме и во всех хозяйственных пристройках.
Посреди двора на высоком столбе был подвешен большой круглый шар, который вечером заливал весь двор мягким, молочным светом.
В новой свинарне, где дремали 18 ожиревших свиней, откормленных до того, чтобы они уже не могли подняться с пола, горели голубые лампочки, которые действовали на свиные нервы успокаивающе. Все остальные пользовались обычным светом.
Однажды утром из соседней деревни пришли в коммуну крестьяне. Они столпились у широкого крыльца большого дома в тот час, когда коммунары садились обедать.
— Эй, кто тут есть? — кричал здоровый детина в бараньей шапке.
Тарасов высунулся в окно.
— Ну?
— Пришли, вот, посмотреть! — заявил детина, — из Пустомержи мы… слышали как хозюете ну и пришли вот… Может и сами возьмемся… Думка то давно нас есть, а примера еще не видали.
— Смотрите! — засмеялся Тарасов, — у нас тут все двери настежь… Однако перед тем, как начать осмотр, милости просим отобедать с нами… Видно бабка вам ворожит: прямо к обеду попали.
Делегация прошла в общую столовую. Сели за стол.
Посмотрели делегаты в чашки и миски и переглянулись многозначительно, а востроносая баба пожевала губами и спросила:
— Ай праздник у вас какой?
— Почему праздник? — удивились коммунары.
— Да вон, — повела рукой над столом востроносая, — понаставлено-то всего.
Делегаты дернули ее за рукав.
— Сиди, Варвара, не выказывай серости.
Варвара смущенно замолчала, однако во время обеда то и дело сокрушенно головой качала.
— Ну-ж и жрете вы, прости господи!
— Плохо, что ли? — засмеялись коммунары.
— Плохо, — вздрогнула Варвара, — да мы в праздники этого не видим.
— Поехала! — нахмурился бородатый, — будто товарищам интересно это!
— Почему ж, не интересно, — усмехнулся Федоров и выразительно посмотрел на Кузю и Никешку, — а вот вы спросите их, какие разносолы вначале ели.
Но так как Никешка сделал вид, что он оглох, а Кузя поспешил забить свой рот куском жирной свинины, Федоров сказал:
— Турнепс лопали!
И, улыбаясь, он рассказал о первых, тяжелых днях коммуны. Детина в шапке смотрел с восторгом в рот Федорова и толкал поминутно своих соседей: