Как хорошо быть генералом
Шрифт:
– Да-а-а...
– Что "да"?
– обиделся Истомин.
– Поживи с мое.
– Поживу, - усмехнулся Истомин-юниор.
– Вижу, что поживу.
– Черта с два кинешь.
– Кину. Увидим.
– Смотри на меня. Я - это ты.
– К сожалению. Но необязательно.
– Не нравлюсь?
Мальчик отрицательно покачал головой. Стоял перед Истоминым, переминался с ноги на ногу крепко сбитый пенек-опенок, щерился довольно нахально.
– Что ты обо мне знаешь!
– оскорбленного в лучших чувствах Истомина, как говорится, понесло.
– Ничего
– Большой, а грубишь, - наставительно сказал мальчик.
– Я, кстати, на встречу с тобой не набивался, ты сам во двор въехал. Захотел и въехал... Он подошел к фырчащему "жигуленку", осторожно провел кончиками пальцев по пыльному капоту, заглянул в салон.
– У вас такие машины?
– И такие тоже.
– Истомин опять почувствовал некое превосходство над юным альтер эго.
– Хочешь?
– Хочу...
– Мальчик протянул руку и покачал руль. Нормально Начался руль, люфт - в пределах нормы.
– Подрастешь - купишь. И еще много чего получишь. Я, брат, живу не зря.
Мальчик, полезший было в салон, на водительское место, вдруг резко выпрямился и отчужденно взглянул на Истомина.
– Чего ты расхвастался! Мне это ни к чему. Хотел меня увидеть - вот он я. И привет. Мне уроки пора делать.
– Постой, - окликнул его Истомин, - ну постой же! Неужели тебе неинтересно, кем ты станешь? Я бы рассказал...
Мальчик оглянулся.
– Не надо. Я _знаю_, кем стану.
– Мной, - сказал Истомин.
– Дудки, - сказал мальчик.
– Не стану я тобой. Не хочу.
– Поздно, - горько сказал Истомин.
– А вот и не поздно, - не согласился мальчик. И ушел.
А Истомин сел в машину, выехал со двора и как-то сразу очутился на заветной магистрали, неуклонно ведущей к милому Ярославлю, к городу-цели.
Что хотел, то и получил - по всем законам физики таинственного пространства-времени... Едучи на дозволенной скорости мимо населенных пунктов Коромыслово, Кормилицыно и Красные Ткачи, Истомин ничего не анализировал, не взвешивал вопреки привычке. Просто ехал себе, глядел вперед, и легко ему почему-то было, и мыслей никаких в голове не гуляло, кроме одной: а вот и не поздно.
А вслед ему одобрительно грохотал "Сысой", мощно поддавал жару на прощание "Полиелейный", весело звенел "Лебедь" и тонко хихикал наглый "Баран". У киношников, похоже, перерыв давно кончился.
Хотя, конечно, все это сплошная ненаучная фантастика: на таком расстоянии никаких колоколов, даже многотонных, не услышишь.
Долгожданный Ярославль встретил Истомина спокойной Волгой, красным закатным солнцем, словно бы наколотым на Богородицкую башню Спасского монастыря, и бесконечными путаными трамвайными путями. Здание цирка возникло внезапно, вынырнув из-за какого-то дома и в очередной раз поразив Истомина своими внушительными габаритами - что там какой-то монастырь! Истомин бывал в разных цирках разных городов нашей необъятной страны и давно уже отметил для себя, что цирковые здания везде предмет законной гордости, этакая местная архитектурная достопримечательность. Не случайно же в телевизионных заставках программы "Время"
– прибыл Истомин.
Он оставил машину у служебного входа в крохотном тупичке и вошел в цирк. Не преминул с гордостью подумать: не опоздал. На его часах светилось время: восемнадцать пятьдесят.
– А мы уж в Москву звонили: выехал - не выехал, - к Истомину шустрил обрадованный директор.
– Хорошо - успели, Владимир Петрович, а то уж и представление думали задержать...
– Думали?
– удивился Истомин.
– Вы б лучше о зрителях думали: им-то каково ждать? К вашему счастью, опаздывать не научился... Где посадите?
– Как всегда, Владимир Петрович: первый ряд, ложа.
– Ну, ведите.
Нырнули в какую-то дверь и очутились в закулисной тайной части, где уже собрались артисты в ожидании третьего звонка. Кто-то _качался_ - грел мышцы; кто-то жонглировал - кидал и сыпал; кто-то бесцельно бродил туда-сюда - морально готовился; кто-то просто стоял - болтал, ничего не делал.
Увидели директора с Истоминым - замолчали, замерли, стихли.
Истомин видел сразу всех и не видел никого: лица перемешивались, дробились, растекались.
Он затормозил, прищурился, желая сфокусировать изображение, остановить картинку. И картинка остановилась - во времени и в пространстве.
Застыла на паутинках тонкая и высокая воздушная гимнастка, разлетелись длинные легкие волосы, _повисли_ в твердом воздухе... Анюта?.. Она-то как здесь?..
А вот и клоун, смешной и печальный, рыжий, с черно-белым милицейским жезлом, глаза грустные, но строгие... Валериан Валерианович Спичкин, товарищ капитан, откуда вы в Ярославле?..
А ты, дворняга, что тут делаешь? Или у тебя _номер_ - "Говорящая собака из Верхних Двориков"?.. Тогда ладно, тогда жди...
Наташа? Оля? Саша? Леночка? Марина? Маша? И еще Маша? Как, еще Маша, которая Маргарита?.. Давно не виделись, приятно встретить! Славный, однако, кордебалет в Ярославском цирке...
– Ну что же вы?
– нетерпеливо спросил директор.
– Третий звонок...
– Задумался...
– Истомин очнулся от столбняка, разрешил времени идти дальше, и оно помчалось как оглашенное, как курьерский на длинном спуске.
– Куда же вы?
– крикнул вслед директор.
– Что передать артистам? Они вас ждут...
– Привет!
– тоже крикнул Истомин.
– Всем артистам пламенный привет и наилучшие пожелания!
– И все?
– громко удивился директор, не надеясь, впрочем, что суперскоростной писатель его услышит.
Но Истомин его услыхал, поймал вопрос и сразу отбил ответ:
– Больше ничего, извините, нету...
– Вывернул карманы, обескураженно развел руками.
Из кармана плюхнулась на пол Финдиляка, подскочила, как резиновый мячик, важно уселась в кресло.
– Пусть начинают, - разрешила она. И тут-то все и началось.