Как любить ребенка (часть 1)
Шрифт:
Во время этих ночей может родиться чудесный союзник, ангел-хранитель ребенка — интуиция материнского сердца, предвидение, которое складывается из воли исследователя, мысли наблюдателя, незамутненности чувства.
14
Случалось: вызывает меня мать.
— Малыш, в общем-то здоров, ничего у него не болит. Я просто хотела, чтобы вы его осмотрели.
Осматриваю, даю несколько советов, отвечаю на вопросы. Ребенок здоров, мил, весел.
— До свиданья.
И в тот же вечер или назавтра:
— Доктор,
Мать заметила то, чего я, врач, не смог вывести из поверхностного осмотра во время короткого визита.
Часами склоненная над ребенком, не владея методикой наблюдения, не зная, что именно она заметила, не веря себе, она не осмеливается признаться в своих неясных подозрениях.
А ведь она заметила, что у ребенка, у которого нет хрипоты, голос какой-то приглушенный, что он лепечет меньше или тише. Разок вздрогнул во сне сильней, чем обычно. Проснувшись, рассмеялся, но не так звонко, как всегда. Сосал чуть медленнее, может, с более длительными паузами, словно был раздражен чем-то. Вроде бы скривился, когда смеялся, а может, только показалось? Любимую игрушку со злостью отшвырнул, почему?
Сотней признаков, которые заметил ее глаз, ухо, сосок, сотней микрожалоб он ей сказал:
— Мне не по себе. Нездоровится мне сегодня.
Мать не доверилась своим глазам, потому что ни об одном из симптомов не читала в книге.
15
На бесплатный прием в клинике мать-работница приносит новорожденного — ему несколько недель.
— Не хочет сосать. Только возьмет сосок — и сразу с криком бросает. А из ложечки пьет хорошо. Иногда во сне или когда не спит, вдруг вскрикивает.
Осматриваю рот, горло — ничего.
— Дайте ему грудь.
Ребенок лижет сосок, отпускает его.
— Такой недоверчивый сделался. Наконец я вижу, как он берет грудь, быстро, словно бы в отчаянии, глотает раз, с криком отпускает.
— Посмотрите, у него что-то на десне.
Смотрю еще раз — покраснение, какое-то странное: только на одной десне.
— Вот здесь чернеется что-то, зуб, что ли?
Вижу что-то твердое, желтое, овальное, с черной черточкой на ободке. Дотрагиваюсь — движется, приподнимаю — под ним маленькое красное углубление с кровавыми ободками.
Наконец это «что-то» у меня в руке: семечко.
Над детской колыбелькой висит канареечная клетка. Канарейка бросила семечко, оно упало на губу, скользнуло в рот.
Ход моих мыслей: stomatits catarralis, soor, stom. aphtosa, gingwitis, angina и т. д.
А она: «Болит что-то во рту».
Я два раза осматривал ребенка… А она'?..
16
Если порой врача поражает точность и доскональность материнских наблюдений, то, с другой стороны, с неменьшим удивлением он констатирует, что зачастую мать не в состоянии не то чтобы понять, но даже заметить самый очевидный симптом.
Ребенок с самого рождения плачет, больше ничего она за ним не замечала. Плачет и плачет!
Начинается ли плач внезапно и сразу достигает кульминации или жалобное хныканье переходит в плач постепенно? Быстро
Успокаивается ли во время кормления, надолго ли? Отказывается ли от груди? Как отказывается отпускает ли сосок, едва взяв его губами, или перед тем как глотнуть, вдруг или после какого-то времени? Категорически отказывается или можно все-таки уговорить? Как сосет? Почему не сосет?
Когда он простужен, то как будет сосать? Быстро и с силой, потому что хочет пить, а потом быстро и поверхностно, неровно, с паузами, потому что не хватает дыхания? Добавь боль при глотании, что будет тогда?
Ребенок плачет не только от голода или потому, что «животик болит», но и oi того, что болят губы, десны, язык, горло, нос, пальцы, ухо, кости, поцарапанное клизмой заднепроходное отверстие, от боли при мочеиспускании, от тошноты, жажды, перегрева, от зуда кожи, на которой еще нет сыпи, но будет через несколько месяцев, плачет из-за жесткой тесемки, складки на пеленке, крошечного комочка ваты, застрявшего в горле, шелухи семечка, выпавшей из канареечной клетки.
Вызови врача на десять минут, но сама наблюдай двадцать часов!
17
Книга с ее готовыми формулами притупила взгляд, отучила работать мысль. Живя чужим опытом, мнением, умом, иные настолько утратили веру в себя, что не хотят думать сами. Как будто содержание печатного листка — откровение, а не тоже результат наблюдения, только чужого, не моего, только когда-то, а не сегодня, не сейчас, только над кем-то, а не над моим собственным ребенком.
Школа воспитала малодушие, боязнь выдать незнание.
Как часто мать, записав на листочке вопросы, которые хочет задать врачу, не решается прочесть ему их. Как редко она протягивает ему этот листочек — «да я там какие-то глупости понаписала».
Как часто, маскируя свое незнание, она вынуждает и врача скрывать неуверенность и колебания, — нет, пусть он незамедлительно изречет свое мнение. С какой неохотой принимает она обобщения и альтернативы. Как не любит, когда врач размышляет вслух над колыбелькой. И как часто врач, вынужденный быть пророком, превращается в шарлатана.
Сплошь и рядом родители не хотят знать того, что знают, признать то, что видят.
Роды в обществе, фетишизирующем наживу, явление столь редкостное и чрезвычайное, что мать со всей категоричностью требует от природы щедрого вознаграждения. Если уж она пошла на издержки, неприятности, докуки беременности, решилась на родовые муки, ребенок должен быть только таким, о каком она мечтала.