Как Маркиз вернул своё пальто
Шрифт:
Вне всяких сомнений — его пальто.
* * *
Маркиз Карабас ничем не выдал своего пробуждения. Это было бы непростительной ошибкой. Он соображал как мог быстро. Обстановка комнаты вряд ли могла быть чем-то полезна. Единственное его преимущество над пастухом и его псами заключалось в том, что он не спал и мог себя контролировать, а они этого пока не знали.
Маркиз Карабас построил в уме гипотезу,
— Прошу прощения, — вежливо вмешался он, — но, боюсь, я опаздываю. Нельзя ли поскорее? У меня ужасно важные дела.
Пастух оперся на посох. Он не проявил никакого участия к «срочным делам» и сказал только:
— Ты уже не в стаде, Карабас.
— Похоже на то, — согласился Маркиз. — Привет, Перегрин. Отлично выглядишь. И Слон тут. Замечательно. Все компания в сборе. — Он повернулся к пастуху. — Приятно было познакомиться. Я чудно провёл время в вашем стаде великих мыслителей. Но вынужден откланяться. Важная дипломатическая миссия. Срочная депеша. В общем, вы поняли.
— Боюсь, братец, ты не сознаёшь всей серьёзности положения… — начал Перегрин.
Маркиз отлично сознавал серьёзность положения.
— Я уверен, что эти милые люди, — он указал на пастуха и трёх его лохматых остролицых «овчарок», которые взяли их в кольцо, — меня отпустят, если ты останешься. Это ведь за тобой они охотились. А у меня, как я уже говорил, важное письмо.
— Я с ними разберусь, — пообещал Перегрин.
— Умолкни для начала, — сказал пастух. Он взял пластырь, который отклеил с губ Маркиза, и прилепил его Перегрину.
Пастух был ниже Маркиза ростом и намного толще, так что великолепное пальто смотрелось на нём нелепо.
— Важное письмо, говоришь? — поинтересовался он, отряхивая руки от пыли. — И что же это за послание?
— Боюсь, я не могу вам этого сказать, — ответил Маркиз. — Вы не являетесь адресатом этого дипломатического коммюнике.
— А почему бы и нет? Что в письме? Для кого оно?
Маркиз пожал плечами. Его пальто было так близко, он мог бы протянуть руку и дотронуться до него.
— Я вам его не отдам. Даже не покажу. Разве что под страхом смерти, — ответил он как бы нехотя.
— Нет ничего проще. Угрожаю тебе смертью. Ты и так к ней уже приговорён за вероотступничество от стада. А этот смешливый малый, — пастух указал посохом на Перегрина, который вовсе не смеялся, — пытался украсть из стада овцу. За это тоже полагается смертная казнь, вдобавок ко всему прочему, что мы хотим с ним сделать.
Пастух взглянул на Слона.
— Надо было, конечно, раньше спросить, но, старуха Олдвич меня разрази[12], это ещё что такое?
— Я верная овца из стада, — скромно ответил Слон, и Маркиз подумал: неужели его голос звучал так же тускло и безвольно, когда он сам был овцой. — Я не сбился с шага, в отличие от него.
— Стадо благодарит тебя за работу, — ответил пастух.
Слон передёрнул ушами.
— Но ведь я в стаде…
Пастух взглянул Слону в лицо — для этого ему пришлось задрать голову.
— Бережёного бог бережёт, — сказал он и обернулся к Маркизу: — Ну, так где письмо?
— У меня под рубашкой, — ответил Карабас. — Повторяю, это невероятно важный документ. Прошу вас, не пытайтесь его у меня отнять. Ради вашего же блага.
Пастух рванул на Маркизе рубашку. Пуговицы отлетели и запрыгали по полу. Пластиковый футляр с письмом лежал во внутреннем кармане.
— Как всё это неудачно вышло. Но я надеюсь, мы хотя бы узнаем перед смертью его содержание? — сказал Маркиз. — Если вы соблаговолите прочесть письмо вслух, мы будем слушать затаив дыхание. Правда, Перегрин?
Пастух открыл коробочку. Осмотрев конверт со всех сторон, он оторвал краешек и извлёк выцветший листок бумаги. Вместе с листком из конверта высыпалась пыль и повисла в стоячем воздухе тускло освещённой комнаты.
— «Моя дорогая прекрасная Друзилла, — прочёл пастух. — Пусть ты пока не питаешь ко мне тех нежных чувств, какие я питаю к тебе…» Что это за вздор?
Маркиз ничего не ответил и даже не улыбнулся. Он, как и обещал, затаил дыхание, надеясь, что Перегрин понял его намёк; и чтобы не думать о том, как мучительно хочется вдохнуть, считал про себя: «Тридцать пять… тридцать шесть… тридцать семь…»
Интересно, как долго грибные споры продержатся в воздухе?
«Сорок три… сорок четыре… сорок пять… сорок шесть…»
Пастух умолк.
Маркиз отступил на шаг, боясь, как бы ему не всадили нож под рёбра или не вцепились в горло зубами стражи в лохматых шубах, но за спиной никого не было. Он стал пятиться к двери, подальше от овчарок и от Слона.
Перегрин рядом с ним тоже пятился к двери.
Лёгкие жгло, в ушах звенело, в висках ещё громче этого звона стучала кровь. Лишь когда Маркиз наткнулся спиной на книжный шкаф у стены, так что дальше от конверта отступать было некуда, он позволил себе глубоко вдохнуть и услышал, что Перегрин тоже втянул носом воздух.
Послышался треск. Перегрин открыл рот пошире, пластырь отклеился и упал на пол.
— Какого, — выдохнул Перегрин, — чёрта тут происходит?
— Если не ошибаюсь, мы с тобой пытаемся выбраться из этой комнаты и благополучно покинуть Шепердс-буш, — ответил Маркиз. — А ошибаюсь я крайне редко. Будь добр, развяжи мне руки.
Он почувствовал, как Перегрин возится с узлом и разматывает верёвку.
Раздалось низкое ворчание.
— Поймаю — убью, — пообещал Слон. — Кому-нибудь. Вот только разберусь, кому.