Как много событий вмещает жизнь

Дзасохов Александр

Но означало ли все это бесповоротный отказ от сотрудничества с Кубой, с освободительными движениями в Латинской Америке, как пытались представить дело в Гаване? Полагаю, что нет. Разумеется, изменения, произошедшие в советской внешней политике после Карибского кризиса, не могли не сказаться на наших экономических и других связях. Но спад в отношениях наступил не навсегда. И важно было уметь ждать. Так и случилось. Москва и Гавана сегодня вновь стратегические партнеры.

В общем, в Гавану вместо кандидатов в члены Политбюро было решено направить Дзасохова как заместителя председателя Комитета молодежных организаций СССР. Вся советская делегация состояла из двух человек – меня сопровождал старший научный сотрудник Института Латинской Америки Сергей Семенов. На Кубе к нам прикрепили заведующего отделом ЦК Кубинской компартии Хосе Родригеса, который повсюду

был рядом и показал себя убежденным сторонником укрепления советско-кубинских связей.

Заседания конференции проходили в гаванском кинотеатре имени Чарли Чаплина, вмещавшем две с половиной тысячи человек. На конференцию приехали все лидеры коммунистического движения стран Латинской Америки. В президиуме, среди многих других лиц, Фидель Кастро, первый секретарь Компартии Уругвая Родней Арисменди, лидер чилийских коммунистов Луис Корвалан. Вот слово берет Кастро и обрушивается с острой критикой на руководство СССР. Его выступление то и дело прерывается аплодисментами. Огромный зал встает. И только Арисменди и Корвалан сохраняют невозмутимость. Я, разумеется, тоже не вставал и не аплодировал. В это время на меня были направлены сотни, если не тысячи глаз, и в моем положении оставалось только одно: сохранять самообладание, не поддаваться эмоциям и точно фиксировать происходящее. Я наблюдал за Корваланом и Арисменди. Своим спокойствием и даже некоторой отрешенностью от происходящего они, как мудрые, опытные политики, показывали, что до разрыва дело не дошло, что мосты, связывающие Советский Союз с его союзниками в мире, достаточно прочны и что тучи, временно закрывшие небо Гаваны, рассеются.

Вместо запланированных пяти дней конференция продолжалась три недели, в течение которых мы с Семеновым безвыездно жили в гостинице «Гавана-Либра». Кубинское руководство затягивало закрытие конференции, ожидая, как потом выяснилось, что в Гавану вот-вот прибудет Че Гевара, отправившийся несколькими месяцами ранее организовывать партизанскую борьбу в Боливии. Появление Че Гевары должно было воодушевить собравшихся, придать новую энергию антиимпериалистической борьбе. Так и случилось бы. Но тогда еще никто не знал, что «команданте Че» схвачен в боливийских джунглях, его подвергают жесточайшим пыткам и скоро казнят. Для меня он остался человеком-легендой. Уверен, что его имя переживет века.

Впечатления от пребывания на Кубе в сложный период ее истории, сразу после Карибского кризиса, встречи со многими политиками и военачальниками Кубы и теперь живут в моей памяти и сердце.

В рукописи этой книги уже была поставлена точка, когда весь мир узнал о кончине выдающейся личности, команданте Фиделя Кастро Рус. Я вернулся к тексту и добавил: «Время безвластно над его именем. Появятся новые биографы, будут споры о его взглядах и поступках. Придут времена, когда в его честь будут названы города, площади, корабли. Может быть, будущие поколения станут говорить, что Куба – это страна Хосе Марти и Фиделя Кастро».

Сейчас я отступлю от хронологического принципа изложения событий. Дело в том, что командировка на Кубу в августе 1967 года стала для меня последней по линии Комитета молодежных организаций СССР. Завершилась моя комсомольская работа, деятельность в КМО и молодежном движении в целом. «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым» – эти слова хороши в песне. Но рано или поздно приходит время переходить на другую работу. На своем примере хочу показать, как в СССР подбирались кадры. В начале 1967 года меня, видимо, «высмотрели» и взяли на учет. Одно за другим я получил два серьезных поручения.

Кубинской поездке на конференцию Организации солидарности народов Латинской Америки, о которой я рассказал выше, предшествовала командировка в Каир. В июне 1967 года, в ходе так называемой Шестидневной арабо-израильской войны, Египет потерпел поражение. Обстановка в Каире была накалена. В стране царила антисоветская истерия. На непрекращающихся митингах говорили о якобы ненадлежащей подготовке к войне по вине советских военных советников – с явной попыткой возложить ответственность на нашу страну. Именно в эти дни, когда разгорались политические страсти, в Москве было принято решение отправить делегацию в Каир. Было понятно, что впереди очень нелегкие выступления перед большими группами протестующих, многочисленные встречи, острые дискуссии. Делегацию возглавлял депутат Верховного Совета СССР, секретарь ЦК Компартии Узбекистана Рафик Нишанов. Состав делегации был сильным, в нее входил, например, первый заместитель председателя Гостелерадио СССР

Энвер Н. Мамедов, талантливый политик и полемист, политический обозреватель газеты «Правда» Спартак Беглов и др. Дискуссии и выступления перед «улицей» – занятие достаточно серьезное и рискованное. Толпа может понять и поддержать, но может и снести – в прямом и переносном смысле – на обочину политики. По общему мнению, основная тяжесть работы выпала главному муфтию Духовного управления мусульман Советского Союза Зиауддину Бабаханову и мне как представителю Комитета молодежных организаций СССР. Бабаханов ежедневно проводил молитвы в знаменитой мечети Аль-Азгар в Каире, а потом выступал перед верующими. Он делал очень много для восстановления доверия между двумя народами. Возможно, такое было бы не под силу иному крупному политику или дипломату. А я встречался с тысячами молодых офицеров и бойцов египетской армии.

Помню, как недалеко от Каира, в Сахара-Сити, собралось около трех с половиной тысяч египетских военнослужащих – раздосадованных поражением, в запальчивом настроении. Мне же предстояло подняться на трибуну и защищать позицию моей страны, находить аргументы, верные слова и выражения.

Недружественные настроения в Египте уходили. Наша делегация, видимо, внесла свой скромный вклад в это важное дело. Ситуацию уверенно взял под контроль Насер, первый президент Египта. На гребне народного недовольства после поражения в войне с Израилем он, как известно, заявил о намерении уйти в отставку. В ответ египтяне по всей стране вышли на улицы, требуя от Насера остаться лидером народа и президентом страны.

Ясуси Акутагава: великий музыкант и политик

16 сентября 1964 года в Кремлевском Дворце съездов состоялось открытие Всемирного форума солидарности молодежи и студентов «За национальную независимость, свободу и мир». Накануне в десятках стран на разных континентах прошли массовые мероприятия в поддержку Всемирного форума в Москве. Во многие страны были направлены делегации Комитета молодежных организаций СССР (читай: ЦК комсомола по решению ЦК партии).

Мне предстояло отправиться в Токио. Там я должен был встретиться со всемирно известным композитором и дирижером Ясуси Акутагавой. Поездка не была связана с его музыкальной деятельностью. Надо было подробно и доверительно обсудить возможность личного участия Акутагавы в предстоящем форуме молодежи в Москве и объяснить, какое важное значение здесь придают приезду японской делегации. Акутагава возглавлял молодежное крыло социалистической партии Японии, которая в 1960-х годах была, пожалуй, самой влиятельной в стране. Японские социалисты неизменно входили в руководство Социнтерна. Поэтому Акутагава пользовался большой известностью в молодежном мире.

Маршрут моего полета в Токио был оптимальным и позволял не засвечиваться. Сначала авиарейс Москва – Копенгаген авиакомпании SAS северным маршрутом (через Северный полюс). До Копенгагена я долетел благополучно, но потом возникли проблемы. Меня отказались регистрировать, сославшись на то, что есть ограничения для полетов по этому маршруту представителям некоторых национальностей. Спрашиваю: где об этом сказано? Приносят толстенный сборник текстов с подшитыми циркулярами. Там перечислены национальности, представителям которых (не гражданам государств) полеты северным маршрутом запрещены. Почему, до сих пор не знаю. Абсурд. Я заявил, что не принадлежу ни к одной из перечисленных в циркуляре национальностей. Сказал, что я осетин с Кавказа. В мыслях не допускал возможности, что важное поручение, ради которого лечу в Токио, сорвется. Помню, что я очень возмутился и, апеллируя к правам человека и международному праву, потребовал дополнительных объяснений. Сказал о своем праве самому выбирать рейс. На шум вышел командир другого авиалайнера. Он сказал, что возьмет меня на борт самолета, который летит в Токио другим маршрутом, не через Северный полюс. Я согласился. Маршрут предстоял достаточно замысловатый: Копенгаген – Цюрих – Афины – Тегеран – Таиланд – Сайгон и только потом Токио.

Командир экипажа предупредил, что до Афин я лечу как обычный пассажир, а дальше играю роль больного, лишенного возможности самостоятельно передвигаться. Во время промежуточных посадок все выходят, я же остаюсь на месте, накрытый одеялом. Пролетели Таиланд, в то время оплот американских ВВС. Далее летим в Сайгон, тогда еще столицу Южного Вьетнама, опорного пункта войны США против Северного Вьетнама.

Это путешествие особенно запомнилось. Сидеть, не двигаться, и только «чужие» аэропорты. А потом произошло нечто и вовсе мистическое.