Как много в этом звуке…
Шрифт:
— Да ну вас! — сказала красноликая тетя. — С вами уж и пошутить нельзя… Тоже еще…
— Шутки? — удивленно переспросил Ушаткин. — Это называется дачей ложных показаний с целью ввести следствие в заблуждение, сокрыть истинную сущность преступления и размер нанесенного ущерба.
Услышав такое, тетя стала как бы меньше и несчастнее. Она не поняла всего сказанного Ушаткиным, но почувствовала, что его слова чреваты опасными последствиями. Не найдя, что возразить, взяла да вот так с места и взвыла. Мальчишки хихикнули, пенсионеры
— Твое мнение, Илюха? — спросил Ушаткин.
— Что тут думать — или чужие забрели, или свои.
— Да, наверно, ты прав. Потолкуй с людьми, поспрошай, глядишь, и скажут что дельное. Такое дело можно раскрыть, если крепко повезет. Шли, к примеру, двое забулдыг поздним вечером, куда шли, откуда — неизвестно…
— С тренировки, наверно, — заметил Фартусов.
— Почему?
— Кеды. — Фартусов показал на следы.
Ушаткин озадаченно посмотрел на Фартусова, но ничего на его невозмутимом лице прочитать не смог, не догадался, что творилось в душе участкового инспектора. А творилось там нечто такое, о чем следует сказать особо.
Оглянувшись на толпу, окружающую киоск, Фартусов незаметно для постороннего глаза вздрогнул, увидев девушку в голубом платье, с короткой прической и насмешливым взглядом. Да, это была Валентина. Фартусов невольно посмотрел на себя как бы ее глазами и остался доволен. Даже невнятный разговор с Ушаткиным издали выглядел совсем иначе, их обоих окружал ореол загадочности преступления. Фартусов развернул плечи, вскинул подбородок, нахмурился, словно бы озабоченный свалившейся бедой, что-то спросил у Ушаткина, махнул рукой в сторону обчищенного киоска.
Что делать, Фартусов был молод, не женат, и шалые глаза вызывали в его душе волнение гораздо большее, чем взломанная дверь дощатого киоска. Еще раз окинув себя внутренним взором, Фартусов решил, что выглядит неплохо. И форма, и усы, и его роль в происшествии должны были произвести впечатление на неизбалованное девичье сознание.
О, если бы слышал Фартусов, какие непочтительные слова в это самое время прозвучали по его адресу!
— Участковый-то наш уж не знает, как повернуться, каким боком показаться! — сказала со смехом Валентина.
— Перед тобой красуется, — добавил Ванька.
— Да ну, ты скажешь! — пресекла его разоблачения сестра. Обидное замечание она бросила отнюдь не в осуждение Фартусова, скорее в невольной попытке защититься. Да, Валентина вдруг поняла, что не свободна в своих поступках и словах, если где-то рядом находится неторопливый лейтенант с пушистыми усами, которые она мысленно уже не один раз слегка укорачивала.
Наконец Ушаткин дал команду собираться. Прыгнула в машину пристыженная собака Панда, расселись оперативники, криминалист, водитель. Вместе с ними отбыла и зареванная тетя на предмет дачи показаний и составления протокола.
На участке проживали несколько граждан, которые в прошлом вели себя не
Впрочем… Фартусов оглянулся, прикидывая, как бы покороче пройти к бывшему преступнику, и обнаружил, что находится у его дома. А на балконе стоит он сам, Дедюкин, в майке и тренировочных штанах. Стоит, спокойно покуривает, посматривает на участкового. Фартусов, прикрыв глаза от солнца, уже хотел было произнести приличествующие случаю слова, но не успел.
— Не я, Илюша, и не думай, не бери грех на душу. Ты принеси ящик и поставь мне под дверь — не возьму. Не то здоровье, чтобы красным портвейном баловаться. У меня другие грехи, — признался Дедюкин.
— Кто же тогда?
— Сам прикидываю. — Бывший правонарушитель изобразил искреннее недоумение. — Если бы знал — вряд ли побежал бы к тебе докладывать. Все-таки прошлое обязывает соблюдать нейтралитет. Но говорю честно: не знаю. Ума не приложу.
Фартусов сел на скамейку, положил рядом фуражку. Дедюкин, набросив пижамную куртку, спустился, подошел.
— Не наши это, Илья, вот что я тебе скажу. Всех перебрал — так низко никто не падет.
— Тяжелый случай, — вздохнул Фартусов.
— Наследили небось?
— Не без этого, — строго ответил Фартусов, но пояснять не стал. — Следы всегда остаются.
— Да, — грустно согласился Дедюкин. — Я сам в этом сомневался, но сейчас знаю — остаются.
— Проверить не хочется?
— Знаешь, Илюша, может быть, ты мне не поверишь, но не хочется. — Дедюкин в раздумчивости выпятил губы, словно бы спрашивая себя еще раз. — Нет, не тянет. Скажу больше: мне интереснее этого негодника вычислить. Возьму да и займусь частным сыском, а?
— Не надо. — Фартусов поднялся. — Справимся. О результатах доложу.
— Ни пуха! — Дедюкин смотрел вслед инспектору, и на лице его явно отражалось недовольство собой. — Илья! — крикнул он. — Погоди! — Дедюкин подошел к Фартусову, помолчал. — Ты вот что… Ты это… Заглянул бы к нашему слесарю.
— А что он? — невинно спросил Фартусов, не отрывая взгляда от домов, от дорожек, от усыхающих на солнце деревьев.
— Не нравится он мне.
— Да знаю я, — ответил Фартусов.
— А, ну тогда все проще! — обрадовался Дедюкин хорошему окончанию разговора. — Главное, чтоб человек к себе внимание ощущал, не думал, что никто не видит его, не слышит.