Как мы принимаем решения
Шрифт:
Некоторые экономисты уже работают над этим. Они используют данные нейровизуализации для поддержки новой политической философии, известной как асимметричный патернализм. За этим модным названием скрывается простая идея — создание методик и стимулов, помогающих людям одерживать победу над своими иррациональными порывами и принимать лучшие, более разумные решения. Шломо Бенарци и Ричард Талер, к примеру, создали такой пенсионный план, который учитывает нашу иррациональность. Их план, называющийся Save More Tomorrow («Отложи больше завтра»), аккуратно обходит лимбическую систему. Вместо того чтобы спрашивать людей, хотят ли они начать откладывать деньги прямо сейчас, — а это является стандартным приемом любого пенсионного плана, — компании, входящие в программу Save More Tomorrow,
Германа устраивает даже более простое решение. «Мой первый совет всегда один и тот же, — рассказывает он. — Порежьте чертовы карточки. Или вморозьте их в глыбу льда в морозильнике. Научитесь платить наличными». Герман знает по опыту, что, не избавившись от кредиток, люди не смогут разумно планировать свои расходы: «Я встречал людей, погрязших в долгах по уши, и все равно каждый раз, когда им предоставлялась возможность заплатить карточкой, они были готовы вновь и вновь принимать безответственные решения». Мозгу сложно предпочесть выгоду, которую он получит в перспективе, немедленной награде — для принятия такого решения необходимо когнитивное усилие, — поэтому так важно избавиться от всего, что затрудняет этот выбор, — например, от кредитных карт. «Все знают об искушениях, — говорит Герман. — Все хотят новую пару туфель или большой дом. Но иногда нужно говорить себе «нет»». Он пытается процитировать знаменитую песню группы Rolling Stones, но не может точно вспомнить слова. Смысл припева прост: мы не всегда можем получить то, чего хотим, но иногда не получить это — именно то, что нам нужно[18].
Глава 4
Применения разума
Лето 1949 года в Монтане выдалось долгим и засушливым, поросшие травой холмы готовы были воспламениться от любой искры. В полдень 5 августа — рекордно жаркого дня в этой области — удар молнии вызвал пожар. На борьбу с огнем была отправлена бригада пожарных парашютистов. Вэг Додж, опытный пожарный с девятилетним опытом работы в бригаде, возглавлял операцию. Когда пожарные вылетали из Мизулы на С-47, военном транспортном самолете, оставшемся со Второй мировой войны, им сказали, что они летят на небольшой пожар — горит всего несколько акров в каньоне Мэнн-Галч. Приблизившись к месту возгорания, пожарные издалека увидели дым. Горячий ветер нес его по небу.
Мэнн-Галч — место геологических противоречий. Скалистые горы встречаются здесь с Великими равнинами, сосновый лес уступает место прерии, а крутые обрывы переходят в степь Среднего Запада. Длина ущелья немногим больше трех миль, но именно оно служит границей между двумя этими разными рельефами.
Пожар начался на стороне Скалистых гор, на западном краю ущелья. Ко времени прибытия пожарных пламя уже вышло из-под контроля. Выгорели все окружающие холмы, от сосен остались лишь обугленные остовы. Додж перевел своих
людей на травянистую сторону ущелья и велел им идти вниз по склону, к спокойным водам Миссури. Додж не доверял пламени: он хотел быть ближе к воде, понимая, что этот пожар может стать верховым.
Верховые пожары случаются, когда огонь становится таким высоким, что достигает верхних веток деревьев. Когда это происходит, огонь перестает справляться с избытком топлива. Горячая зола начинает кружиться в воздухе, распространяя огонь по степи. Пожарники шутят, что единственный способ справиться
Звук такой, будто поезд на всех парах выезжает из-за поворота. Он достигает невероятной пронзительности, и команда перестает понимать, что командир пытается сделать для их спасения. Иногда, когда лес редеет, огонь звучит так, словно поезд, дребезжа, едет по мосту. Иногда, когда пламя пробегает поляну, его гул затихает, как будто поезд уходит в тоннель. Но когда горящие шишки начинают кружить в воздухе и падать на другой стороне поляны, пожар снова похож на поезд, вырывающийся из тоннеля и извергающий черный непрогоревший дым. Непрогоревший дым поднимается все выше, пока не соединяется с кислородом, после чего над облаком дыма в небе вспыхивают огромные языки огня. Новый [неопытный] пожарник, видя, как черный дым поднимается от земли, а затем высоко в небе превращается в пламя, думает, что законы природы пошли прахом.
Додж посмотрел на сухую траву и сухие сосновые иголки. Он чувствовал дуновение горячего ветра и жар солнца. Условия, в которых они оказались, внушали ему страх. К тому же у пожарных не было карты местности. В довершение всего они остались без радиосвязи, поскольку парашют у радиостанции не раскрылся, и радиопередатчик разбился о камни. Маленькая группа пожарных осталась один на один с пожаром, от которого их отделяли только река да густые заросли желтых сосен и дугласовых пихт. Так что пожарные сложили снаряжение на землю и наблюдали за пламенем через ущелье. Когда ветер разгонял дым, что изредка случалось, они могли видеть, как в центре очага возгорания языки пламени перескакивают с одного дерева на другое.
Было пять часов вечера — опасное время для борьбы с лесными пожарами, потому что вечерний ветер нередко меняет направление самым непредсказуемым образом. Ветер гнал пламя вверх по каньону, прочь от реки. Но затем неожиданно его направление изменилось. Додж увидел, что в воздухе закружилась зола. Языки пламени задрожали и качнулись. А затем огонь перескочил через ущелье и поджег траву на их стороне.
Вот тогда-то ветер и задул вверх. Неистовые порывы погнали пламя по ущелью, прямо на людей. Доджу оставалось только стоять и смотреть, как перед ним разверзается огненный ад. Стена огня двести футов высотой и триста футов глубиной надвигалась на них. За считаные секунды пламя начало пожирать траву на склоне. Огонь приближался к пожарным со скоростью тридцать миль в час, уничтожая все на своем пути. В центре пожара температура превышала две тысячи градусов по Фаренгейту — достаточно горячо для того, чтобы расплавить камень.
Додж крикнул своим ребятам, чтобы они отступали. Бежать к реке было поздно — путь им преградил огонь. Мужчины оставили свое снаряжение, весящее по пятьдесят фунтов, и бросились вверх по ужасно крутому склону каньона, пытаясь добраться до вершины и спастись от огня. Так как жар нарастал, огонь, возникший в плоской степи, достигнув склона, увеличил скорость. На склоне, идущем под углом 50 градусов, огонь обычно распространяется в девять раз быстрее, чем на ровной местности. Крутизна склонов Мэнн-Галч равняется 76 градусам.
Когда огонь только перекинулся на их сторону, у Доджа и его команды была фора в двести ярдов. Но уже через несколько минут бегства Додж почувствовал, что его спину обдает сильный жар. Он оглянулся и увидел, что огонь теперь отстает от них меньше чем на пятьдесят ярдов и продолжает приближаться. Из воздуха стал уходить кислород. Огонь всасывал сухой ветер. Тогда Додж понял, что им не обогнать пламя. Склон был слишком крут, а огонь — слишком проворен.
В это мгновение Додж остановился. Он стоял не шевелясь, пока огонь стремительно приближался к нему. Затем он начал кричать своим людям, чтобы они последовали его примеру. Он знал, что они бегут навстречу смерти и что меньше чем через тридцать секунд огонь настигнет их, как товарный поезд, у которого отказали тормоза. Но никто не остановился. Возможно, пожарные просто не расслышали Доджа сквозь оглушительный рев пламени. Или, может быть, они не смогли смириться с мыслью об остановке. При встрече с разрушительным огнем самое естественное желание — убежать. А Додж призывал их остановиться.