Как ни крути – помрешь
Шрифт:
Дэвид с несколько испуганным лицом спрятал бумагу.
– Нет-нет, у меня уже все. Спасибо. Наверное, надо было нерва позвонить, но я ведь в нормальное рабочее время…
У меня краска бросилась в лицо. Я только что добавила к своему банковскому счету десять тысяч – благодаря Квену и его небольшой проблеме». Так что могла один вечер просидеть на собственной заднице, ни черта не делая. И я не собиралась готовить чары для указанной работы прямо сегодня: творить чары после полуночи при убывающей луне – напрашиваться на неприятности. И вообще не его собачье дело, как я организую свой Рабочий день.
В некотором
– Мам, уже иду! – крикнула я и повернулась к Дженксу: – Проводишь его вместо меня?
– Не вопрос, Рэйчел. – Дженкс взлетел на уровень головы – провожать Дэвида в прихожую.
– Пока, Дэвид, – сказала я, и он помахал мне рукой, надевая шляпу.
Почему вечно все сваливается одновременно? Приход матушки без предупреждения – идеальное завершение и без того идеального дня.
Мама стояла, сунув голову в холодильник. Из святилища донесся стук захлопнутой входной двери.
– Ма, – сказала я, пытаясь говорить любезно. – Я очень рада тебя видеть, но сейчас ведь рабочее время.
На миг я подумала о ванной – не лежат ли на сушильной машине мои трусы?
Мама выпрямилась, улыбаясь, выглянула из-за дверцы холодильника. На ней были солнечные очки, и они странно смотрелись с соломенной шляпой и сарафаном. Сарафаном? Она в сарафане? На улице же меньше двадцати градусов [7] !
7
По Фаренгейту (примерно -6,5 по Цельсию).
– Рэйчел! – Она все с той же улыбкой закрыла дверь и развела руки. – Обними меня, милая.
Лихорадочно думая, я рассеянно обняла ее в ответ. Наверное, надо бы позвонить ее психотерапевту и проверить, что она ходит на сеансы. И еще чем-то странным от нее пахло. Отодвинувшись, я спросила:
– Что у тебя за духи? Пахнут жженым янтарем.
– Потому что это он и есть, лапонька.
Я в ужасе вскинула глаза – голос ее стал на пару октав ниже. Меня встряхнул прилив адреналина, и я дернулась назад – но рука в белой перчатке уже держала меня за плечо. Я застыла, не в силах пошевелиться, а по телу матери пробежала рябь безвременья, и явился Алгалиарепт.
Черт, мне конец.
– Добрый вечер, фамилиар, – сказал демон, скаля в улыбке крупные ровные зубы. – Поищем сейчас лей-линию да отнесем тебя домой, а?
– Дженкс! – завопила я хриплым от ужаса голосом и, отклонившись назад, резко ударила демона ногой в гениталии.
Он ойкнул, глаза с козлиными зрачками выкатились от боли.
– Сука! – выругался он и поймал меня за лодыжку.
Он дернул меня за ногу, и я упала, чувствительно стукнулась об пол задом; я продолжала беспомощно брыкаться, а он вытащил меня из кухни в коридор.
– Рэйчел! – завизжал Дженкс, и с него посыпалась черная пыльца.
– Дай мне амулет! – крикнула я, цепляясь за дверь изо всех сил.
Боже мой, мне конец. Если он дотащит меня до линии, то может физически утащить в безвременье, буду я соглашаться или не буду.
Изо всех сил я пыталась удержаться, пока Дженкс
– Вот! – крикнул Дженкс, паря на высоте щиколотки, чтобы видеть мои глаза. В руке у него болтался амулет с сонными чарами. Глаза у него были испуганные, крылья покраснели.
– Это вряд ли, ведьма, – сказал Ал и дернул меня как следует. Плечо свело болью, пальцы сорвались с косяка.
– Рэйчел! – отчаянно крикнул Дженкс.
Я цеплялась ногтями, оставляя царапины на полу, потом на ковре в гостиной.
Ал что-то пробормотал по-латыни, и заднюю дверь взрывом сорвало с петель.
– Дженкс, беги! Спасай детей! – крикнула я. Из выбитой взрывом двери валил морозный воздух. Где-то лаяли собаки, а я ехала по ступеням на пузе. Снег, лед, каменная соль царапали мне живот и подбородок. В проеме разбитой двери черным обрисовался силуэт Дэвида. Я протянула руку за амулетом, который уронил Дженкс.
– Амулет! – крикнула я, когда он не понял, чего я хочу. – Брось мне амулет!
Ал остановился. На нерасчищенной дорожке осталась цепочка следов от его английских сапог для верховой езды. Он обернулся и произнес: «Detrudo» – явно ключевое слово для проклятия, хранимого у него в памяти.
Я ахнула при виде черно-красного пятна безвременья, которое ударило Дэвида, отбросив его к дальней стене, где мне не было видно. – Дэвид! – вскрикнула я, и Ал снова потянул меня за собой.
Я извернулась, чтобы ехать на заднице, а не на животе, брыкаясь и оставляя в снегу борозду, а Ал тащил меня к деревянной калитке в стене сада, выходящей на улицу. Ему нужна была лей-линия, чтобы утащить меня в безвременье, но та, что на кладбище, ему не годилась – она была полностью окружена освященной землей, куда ему хода не было. Другая ближайшая известная мне лей-линия была в восьми кварталах. У меня есть шанс, подумала я, ощущая, как холодный снег набивается в джинсы.
– Отпусти! – крикнула я, ногой толкая Ала под колени.
У него подкосились ноги, он остановился, и в свете уличного фонаря видно было, как это его достало. Он не мог превратиться в туман и тем самым уйти от ударов, потому что тогда я бы выскользнула из его хватки…
– Какая же ты cancula, – сказал он, хватая меня одной рукой за обе лодыжки и двигаясь дальше.
– Я не пойду! – орала я, вцепившись в край ворот. Мы рывком остановились, Ал вздохнул:
– Отпусти забор, – устало сказал он.
– Нет!
У меня мышцы задрожали, а демон продолжал тянуть. В подсознании было только одно внедренное лей-линейное заклинание, но засадить себя и Ала в круг – это бы мне ничего не дало. Он его сейчас мог бы легко разорвать, поскольку к этому кругу примешалась бы и его аура.
Ал бросил попытки оторвать меня от ворот, подхватил меня и забросил на плечо. Я вскрикнула, твердое мускулистое плечо врезалось мне в живот. От него воняло жженым янтарем, я отбивалась и вырывалась.
– Все это было бы куда легче, – сказал он, пока я вбивала локоть ему между лопаток безо всякого эффекта, – если бы ты смирилась с фактом, что уже досталась мне. Только скажи, что идешь добровольно, и я прямо отсюда нас обоих закину в линию – обойдемся без скандала.