Как обрести индивидуальную свободу

Торо Генри Дэвид

Этика, эстетика, наука и религия образовали объединенную систему природоохранной идеологии Мюира, последователя Эмерсона. Мюир развил идею Эмерсона о том, что «не существует объекта настолько отвратительного, чтобы сильный свет не сделал его красивым», Мюир верил, что любой, кто попадает на вершины Сьерры, будет помогать защищать их. Генри Торо также верил в мистические способности дикой природы вдохновлять и преображать человека, дарить ему жизненные силы, наполнять ее смыслом.

Экология является не только отраслью научного знания в системе биологических наук, но и понятием-символом эпохального значения мировой цивилизации и культуры, ее новым животрепещущим философско-мировоззренческим ориентиром и новым измерением. Экологическая философия вообще представляет

собой продукт продолжающейся дифференциации философского знания, возникший в первой трети XX столетия, и ставший, благодаря своему интегральному потенциалу, перспективной точкой роста современной философии, равно как и многообещающим ориентиром более продвинутой экологизации науки, производства и всех предметных отраслей и уровней образования. Во времена Торо понятий «экология» и «экологическая философия» не существовало.

Эмерсона и Торо не называют основателями экологии лишь потому, что несколькими десятилетиями позже сформировался минимум ключевых понятий, позволявших утверждать начало новой научной дисциплины. Однако ни одно из экологических изданий, рассматривающих историю возникновения и развития экологии, не может обойтись без упоминания этих имен, стоящих в самом начале списка основоположников дискурса, вслед за Геккелем и Дарвином. В США Джильберта Уайта, Ральфа Уолдо Эмерсона и Генри Дэвида Торо считают «отцами экологии», Торо называют даже «теологическим экологом». Эрнст Геккель ввел термин «экология» в биологическую науку в 1866 году. Лишь сопоставив дату написания «Уолдена» и эту дату, можно понять революционность воззрений Торо, оставшихся долгие годы непонятыми современниками.

«Поползень и красная белка — компания более вдохновляющая, чем общество государственных мужей и философов».

С этого тезиса начинается Торо-экофилософ. Экологическая философия незаметно рождается Торо из размышлений о социальных противоречиях в обществе и развивается последовательно автором в довольно стройную систему взглядов, которые не утрачивают своей связи с социальной проблематикой на всем пути их изложения.

Торо первым в западной культурной традиции стал говорить о дикой природе как о нравственной и свободной сущности, которую именно за это и нужно ценить. По его мнению, дикая природа представляет собой иную, отличную от нашей цивилизацию. Лес занимает в ней особенное место, уничтожение дерева представляет собой трагедию: дерево становится «всего лишь древесиной». Наиболее широко известен тезис Торо, звучащий как« В дикости состоит сохранение мира». Торо утверждал: «Я люблю дикое не меньше, чем нравственное».

Писатель полагал, что технократическая цивилизация предлагает людям суррогат жизни, но не саму жизнь. Копии — неизбежный, вынужденный продукт потребительского общества, который в результате естественного развития такового общества начинает со временем претендовать на первозданность подлинника. Когда происходит такая подмена, человек теряет способность отличать одно от другого.

Я люблю природу отчасти потому, что она — противоположность человеку, убежище, где можно от него укрыться… Среди природы я могу дышать полной грудью. Если бы мир был только царством человека, я не мог бы распрямиться во весь рост и потерял бы всякую надежду. Мир человека для меня — оковы; мир природы — свобода.

Торо предчувствовал, что вскоре человек начнет войну с окружающей средой, потеряет чувство меры, а вместе с ним и подлинную, полноценную свободу жизни.

Я уверен, что природа обладает особого рода искуснейшим магнетизмом, который направляет нас на верный путь, если мы, отключив мысли, предаемся ее власти.

Торо критически относился к демократическим ценностям, обладал способностью постигать меру вещей мира природы и человеческого сообщества. Эмерсон говорил о нем так: «Он был человеком редкой, тонкой и абсолютной религиозности».

Глава 4

О ГОСУДАРСТВЕ И ГРАЖДАНСКОМ

НЕПОВИНОВЕНИИ

После того, как человек поверит в свои силы, отказавшись от рабского повиновения внешним обстоятельствам жизни, он будет способен на большие дела. В это мгновение возрождения внешнее и внутреннее прекратят вражду, столь необходимую для целостности личности. Так считал Эмерсон, и именно это кредо, разделяемое Торо, руководило писателем при построении «философской лаборатории» на берегу Уолдена.

В развитии конституционного либерализма опасность утраты чувства меры воспринималась Торо как угроза всемирной гуманитарной катастрофы. Он предвидел, что так называемые «либеральные свободы» неизбежно станут формой атеизма и духовного рабства.

Генри Торо всегда обожествлял странника, человека идущего. Он был уверен, что каждый, совершающий свободную прогулку, «направляется в Святую землю». Впрочем, и этого не нужно бояться. Грех страха ведет к параличу. Главное — двигаться и верить.

Одолевайте зло силой добра. Не принимайте ограниченную философию тех, чье мужество дает не больше света, чем грошовая свечка, от которой большинство предметов отбрасывают тень большую, чем они сами.

Воодушевляемый этикой отрицания, Торо был озабочен поисками положительной альтернативы, соответствующей его неисправимому оптимистическому складу мышления. Писатель отчасти находил ее в учении о гражданском неповиновении, точнее, не в учении, поскольку воззрения Торо не были изложены соответствующим образом, но в той активной позиции, которая была продемонстрирована писателем-романтиком в виде актов гражданского протеста и отражена в ряде эссе и дневниках.

Утверждая соответствие между эстетически-природным и нравственно-общественным началами, Генри Торо не был приверженцем мистицизма, но считал, что природа, приближенная к человеку, не может не включаться в процесс формирования нравственных основ личности, а процесс этот может быть осуществлен только в форме активного сопротивления социальному злу.

Я всецело согласен с утверждением: «Лучшее правительство то, которое правит как можно меньше», — и хотел бы, чтобы оно осуществлялось быстрее и более систематически. Осуществленное, оно сводится в конце концов — и за это я тоже стою — к де — визу: «Лучшее правительство то, которое не правит вовсе», а когда люди будут к этому готовы, то именно такие правительства у них и будут. Если говорить конкретно — я требую не немедленной отмены правительства, но его немедленного улучшения. Пусть каждый объявит, какое правительство он готов уважать, и это уже будет шагом к такому правительству.

Правительство, где правит большинство, не может быть основано на справедливости даже в том ограниченном смысле, в каком ее понимают люди.

Единственная обязанность, какую я имею право на себя брать — это обязанность всегда поступать так, как мне кажется правильным… Закон никогда не делал людей сколько-нибудь справедливее; а из уважения к нему даже порядочные люди ежедневно становятся орудиями несправедливости…

Очень немногие — герои, патриоты, мученики, реформаторы в высоком смысле и настоящие люди — служат государству также и своей совестью, а потому чаще всего оказывают ему сопротивление, и оно обычно считает их за своих врагов…

Несмотря на внешнюю отстраненность трансцендентализма от повседневности, от гражданских структур, общественных институтов, Торо был вынужден излагать представления о системе взаимоотношений личности и государства, высказывал критику политического устройства. Факторами повышенной социальной активности писателя стали как события его частной жизни, так и тот факт, что период его творчества совпал с годами эпохальных исторических событий в истории США. Политические взгляды Торо традиционно считают анархическими, подразумевая скорее отрицание Торо государства, нежели его критику, что не вполне корректно.