Как пальцы в воде. Часть 2
Шрифт:
– Да, миссис Старлингтон. И очень надеюсь, что в этом я не одинок.
– Тогда вам, несомненно, будет сложно воспринять мой рассказ. Но вы сами этого хотели.
– Уповаю, что смогу пережить эти сложности, – парировал я.
– Но ведь, к примеру, если бы мисс Кэмпион не была такой проницательной и наблюдательной журналисткой, не думаю, что произошедшая с ней трагическая история имела бы место. И Лора была бы сейчас жива. Разве смерть журналистки не является закономерным финалом ее же поступков? По-моему, это и есть высшая справедливость. Каждый получает то, что посеет. Насколько я помню, вы, мистер Лоутон, фаталист? – полуутвердительным тоном спросила Минерва.
Я молча кивнул.
– Значит, если что-то произошло, для этого случая сложились самые оптимальные обстоятельства только по той причине, что случилось именно это событие. А что мы знаем о том, что будет за гранью? Пока еще нет никаких конкретных и обоснованных теорий,
– Скоро мне предстоит абсолютное «ничто», – продолжала Элизабет, – и мне уже не так интересна тема: «я и компания», но мне не совсем уж безразлична будущая история: «компания без меня».
Минерва вновь посмотрела почему-то на меня, будто именно я виновник ее личного апокалипсиса.
– У меня БАС, что значит: боковой амиотрофический склероз, болезнь Лу Герига. Это болезнь моторных нейронов, медленно прогрессирующее, неизлечимое дегенеративное заболевание центральной нервной системы, при котором происходит поражение как верхних, так и нижних двигательных нейронов, что приводит к параличам и последующей атрофии мышц. Не буду вас утомлять подробными симптомами этой болезни. Исход, безусловно, летальный. В основном происходит смерть от асфиксии. Конечно, можно продлить свою жизнь с помощью искусственной вентиляции легких. Но зачем? – саркастически произнесла женщина, поднеся ко рту стакан с водой.
– Асфиксия, – уверенно произнес Алекс, нарушив неловкую паузу, – не очень приятная смерть.
Как будто в этом кто-то сомневался.
– Смерть вообще довольно неприятная штука… хотя бы своим внешним проявлением, – мрачно проговорил Фред, не выглядевший удивленным. Или он знал, или… новый спектакль?
– Соглашусь с вами, инспектор, есть более приятные способы уйти в мир иной. Надеюсь, у меня еще есть время их рассмотреть, – почти весело сказала Минерва, блеснув улыбкой.
Я уже было подумал, что Элизабет нас разыгрывает, но, вновь взглянув на лицо Фреда, превратившееся вдруг в застывшую трагическую маску, понял: это правда.
– Чтобы больше не возвращаться к этой теме, могу сказать, – болезнь неизлечима, максимально можно прожить, вернее, просуществовать, лет пять. Я неплохо прожила с этой, скажем, проблемой… некоторое время. Однако недавно поняла, что, пожалуй, уже пора… с загадочной интонацией произнесла миссис Старлингтон, совсем не напоминающая смертельно больную. Выглядела она, во всяком случае, здоровее, чем ее племянница. После такого признания своей тетки Линда совсем пала духом.
– Я не стала проводить аналогичное совещание до торжеств, связанных с юбилеем компании. Решила – после… например, сегодня, – продолжала она. – Хотя не ожидала, что произойдет такое шоу… Теперь можно перейти к самому интересному вопросу, по-видимому, для многих, если не для всех гостей. – Она задумалась и медленно, даже демонстративно, сделала глоток вина. Затем откинулась на спинку кресла, на миг прикрыв глаза. Пауза длилась несколько секунд. Элизабет открыла глаза и мило улыбнулась, обнажив белоснежный ряд зубов. – Убить Мишель было несложно. Я неплохо изучила эту весьма талантливую актрису, да и Генри рассказывал о ней немало, на первых порах конечно. Часть букетов, которые подарили Мишель после спектакля в тот день организовала я. Не для того, чтобы этими ароматами вызвать аллергию. Мне нужно было сбить со следа полицию. В природе существуют аллергены, неизвестные даже для специалистов, поэтому цветы стали отвлекающим маневром. У мадемуазель Байю была аллергия на цитрусовые. За пару месяцев я изучила расписание актрисы, ее привычки, в общем, жизненный уклад девушки. Да, мне пришлось арендовать квартиру под видом студентки и летать из Лондона в Париж и обратно, но муж не очень-то интересовался моей жизнью, а все остальное я смогла устроить без особых проблем, хотя меня, разумеется, окружали достойные помощники.
В тот, последний, для актрисы день, подождав минут тридцать после прихода мадемуазель Байю домой, я спустилась на ее этаж и позвонила в дверь ее квартиры. Сказала, что соседка. Время от времени мы с ней встречались и даже приветствовали друг друга. Конечно, мне приходилось кое-что менять в своей внешности. Правда, мадемуазель Байю
Все остальные тоже пребывали в прострации, если не сказать – в глубокой коме. Первой пришла в себя Энн:
– Миссис Старлингтон, у вас есть хоть что-нибудь святое? – оглушающе громко спросила она.
– Если ты о душе, Энн, то это – не ко мне. Я не верю в такого рода псевдонаучные разговоры. И предвосхищая следующий возможный ваш вопрос, отвечу: любовь – это тоже непонятное для меня чувство. Удовольствие от жизни можно получать и без этой сентиментальной романтики; тем более трудно управлять людьми, которых любишь.
– А как же ваш брак с моим братом Генри? – задала вопрос мадам Виар каким-то печальным и уставшим голосом.
– Я же не отрицаю симпатии и уважения. – Недоумение на лице Элизабет сменилось лучезарной улыбкой: – Неужели вы могли подумать, что я убила Мишель из-за ревности? – рассмеялась она, хотя в ее холодных глазах на миг вспыхнула злоба. Но сразу же ее сменила маска бесстрастности, а затем – выражение возмущения, возможно, фальшивого. Как же я раньше не мог понять, что может вывести нашу Минерву из состояния равновесия? Оказывается, все просто: всего лишь подозрение в том, что она способна проявлять сентиментальные чувства. Для миссис Старлингтон такое предположение, по всей видимости, оскорбительно – сродни прилюдной мастурбации. – Многие люди, – спокойно проговорила Элизабет, – в том числе и находящиеся здесь, мне импонируют. К Генри я испытывала симпатию, ценила его талант. Он действительно был выдающимся ученым. Мадемуазель Байю просто могла разрушить мои планы в отношении будущего нашей компании.
– Вы считаете, миссис Элизабет, что мой кузен тоже смог бы проводить эксперименты на ребенке, все равно на каком – чужом или родном – во имя науки? – спросил с какой-то брезгливой интонацией Дэвид.
– Не думаю, – чуть подумав, ответила женщина. Ему не хватило бы твердости. Человек не может быть совершенен, к сожалению.
– Стало быть, вы тоже не совершенство? – чуть презрительно спросил Фрэнк.
– Да, мистер Тодескини. Приходится это признать. Если бы я была совершенна – наверное, не допустила бы каких-либо ошибок…
– Каких же ошибок, миссис Старлингтон? – резко спросила мадам Виар.
– Ошибок, допущенных мною в попытке устранения преград на своем пути. Не подумайте, что я имею в виду нравственные переживания. У меня их нет и не было. В первый раз, когда я устраняла любовницу мужа, меня подвела неопытность: вовремя не поняла, что сама стала объектом слежки. Во второй раз поручила организовать временное отстранение журналистки мистеру Хантеру. А он тоже отнюдь не совершенен.
– А как же ваша племянница, погибший брат и его жена? – спросил Макс.