Как познается Бог. Книга 1. Автобиография учёного, изучавшего Бога
Шрифт:
И режут без наркоза, лишь привязав покрепче…
Проводились, в том числе, операции на головном мозге. Вскрывали череп и тыкали иглами электродов в разные участки мозга, смотрели: что будет? Рабочий день врачей-экспериментаторов заканчивался — и они уходили домой, оставляя в ванне до завтра живого дельфина со вскрытым черепом и обнажённым мозгом. Назавтра, отдохнув и набравшись сил, они снова приходили тыкать ему иглами в мозг… Так продолжалось по несколько суток, пока животное не умирало.
Именно в той же организации я невольно оказался втянутым в яркий эпизод научной фальсификации.
Я тогда заведовал лабораторией, и две лживые и бездарные “научные
Ещё до того случая, бывало, при общении с одной из тех “научных сотрудниц” я мягко выражал ей удивление по поводу её тотальной некомпетентности в той научной проблеме, по которой она готовила диссертацию. На мои советы прочитать такие-то и такие-то научные публикации, она реагировала всегда однотипно. Она кричала в ответ:
— Как Вы смеете так со мной разговаривать?! Я — мать двоих детей!
И в доказательство приводила своих двух задёрганных и забитых сынишек-заморышей — бледных, понурых, никогда ничего не говорящих…
… Мне довелось насмотреться на множество таких псевдо-учёных разных рангов.
Например, пришлось работать вместе с “застаревшей” девственницей, писавшей диссертацию по сексологии. Поскольку личного сексологического опыта у неё не было, и вообще всё это было ей чуждо и непонятно, — она никак не могла выучить разницу между двумя “иностранными” словами: эрекция и оргазм… И ведь защитилась!…
… Или доктор медицинских наук утверждает, что совершенно необходимо питаться теми продуктами, которые вызывают интенсивное газообразование в кишечнике: ведь именно только благодаря газам, мол, пища передвигается по кишечнику…
… Или пост директора медицинского института бессменно занимает академик — толстенный старик-алкоголик и морфинист. Он когда-то “прославился” своими “заказными” идеологизированными публикациями против Зигмунда Фройда (Фрейда) и был за это быстро “продвинут” по научной лестнице функционерами КПСС. В последние лет десять его правления единственным занятием на рабочем месте было для него задирание юбок всем женщинам (в самом прямом, не в переносном, смысле). Так действовал на него морфий, вызывая отвратительную старческую похотливость безумного маразматика. Он, будучи директором, подписывал деловые бумаги только наиздевавшись в своём кабинете над принёсшими их лаборантками, аспирантками, научными сотрудницами. Если же у него в кабинете оказывался мужчина (например, я), он выводил его в приёмную и, подмигивая ему, обращался к каждой из сидящих в приёмной женщин:
— Ну-ка, посмотрим, что у тебя там…
И задирал по-очереди им всем, испуганно отбивающимся, юбки.
Его смерть была знаменательной. Он умер не как герой, сражаясь за благо людей, и не спокойной доброй кончиной. Он умер, сидя на унитазе.
… Другой подобный директор — хотя и не наркоман, но член-корреспондент Академии медицинских наук — некоторое время правил другим медицинским институтом, к счастью не долго, пока тоже не умер. Он, по-видимому, был в прошлом воплощении гориллой. Для него был характерен низкий интеллект и в обычных ситуациях. Но когда он раздражался,
За время его правления институт потерял всех лучших врачей и ведущих учёных…
… В том же институте был ещё один интересный “экспонат” — скандальная тётка-главврач с весьма низким уровнем интеллекта. На языке старой психиатрии, таким ставили диагноз “физиологическая глупость”. “Физиологическая” — это значит ещё не “патологическая”, то есть, ещё не олигофрения, но близко к ней. Я пытался расспросить врачей-”старожилов” института: почему вдруг такая дура — и главврач? Мне отвечали с многозначительными жестами: уволить её — НЕ-ЛЬ-ЗЯ…, допустить, чтоб работала непосредственно с пациентами — тоже: покалечит; поэтому-то и приходится держать на этом “пьедестале”, это — наименьшее из зол…
… Ещё один академик был биологом. Суетливо-дёрганно-важный — он говорил всегда такой скороговоркой, столь невнятно — что понять его было невозможно, за исключением лишь отдельных слов. Его не понимал никто. Самое интересное было — наблюдать научные заседания, где он — как академик, директор какого-то института, — выступал с речью, которую кому-то приходилось услужливо комментировать, восхвалять, благодарить его за ценные советы и указания… Подчинённым сотрудникам приходилось сочинять самим то, что он, кажется, имел в виду в своём выступлении, при этом настороженно следя за его мимикой: чтобы вовремя подстраивать свои хвальбы и благодарности, если вдруг что не так…
… Как такие “директора” продвигались по служебной карьере? — через услужливость перед главарями КПСС и КГБ: кого-то (например, чьих-то сына, дочь, жену) надо было принять на хорошую должность, кого-то — уволить, на кого-то — донести, кого-то — оклеветать, публично осквернить…
… Бог, готовя меня к большой социальной работе, показывал разные психотипы людей. Для меня это были как бы экскурсии по зоопарку с выставленными Им характерными экспонатами…
Это были маразматики-учёные…
Или — психически больные врачи, которых бы лечить — но они сами изображали лечение, калеча пациентов…
Или это были воры, оправдывающие свои действия тем, что обкрадываемые ими, мол, сами виноваты: “Ведь вот какой дурак: плохо спрятал! Сам виноват! Дураков надо учить!…”.
Или — садисты, через физическое насилие или клевету издевающиеся над другими людьми и получающие от этого наслаждение.
Или — такой характерный “экспонат”. К моему отцу, работавшему главным бухгалтером, приезжал по службе ревизор из Москвы. Ревизоров, надо полагать, везде положено всячески ублажать и потчевать. Поэтому и тот (всегда один и тот же) останавливался не в гостинице, а у нас дома. На протяжении всей “ревизии” он непрерывно пил водку, не работал ни часа (отчёт о ревизии составлял в Москве, забрав туда подобранные бухгалтерами соответствующие документы). Когда он пропивал все свои деньги — воровал у моих родителей. Те замечали, хмурились, но терпели. И ещё обязательным пунктом ревизии была рыбалка, куда брали и меня. Все там ловили рыбу, чтобы отправить “свеженькой” ему с собой в Москву. Он же — только пил водку. И ещё, пьяно подмигивая мне, подговаривал изнасиловать кого-нибудь из рыбачащих мужиков… Но для меня это было тогда совсем ещё непонятно, и я, смущённо улыбаясь, лишь отмалчивался…