Как приручить дракона – 2
Шрифт:
Я подпирал плечом побеленный ствол раскидистого каштана, стоял в тенечке в окружении каких-то бабушек, дядей и тетей, которые пришли проводить в последний путь… То бишь в школу, конечно, – своих ненаглядных чад. Никто не знал меня, я не знал никого, так что можно было слушать бесконечные язвительные комментарии и сплетни по поводу происходящего и почти наслаждаться жизнью. По-хорошему, я вообще мог остаться в кабинете, никто и не заметил бы. Чаю бы попил, в конце концов. Однако руку на пульсе держать стоило: публичные выступления многое говорят о людях. И о
Солнце жарило все сильнее, ветер едва-едва шевелил листья деревьев, в ясном, без единого облачка, голубом небе носились истерические птицы и истошно орали. Джабраилов уже десятый раз крутил свой плейлист, и из колонок снова звучало бессмертное «учат в школе…» В детстве я ни бельмеса не понимал в этой песне и думал, что она про участкового. Ну, знаете: «участковый, участковый, участковый…» Хотя, может быть, причина скрывалась в том, что аппаратура в те далёкие-далёкие времена, когда я в начальных классах учился, в сферу образования поступала дерьмовенькая.
Наконец все, кроме первоклашек, оказались выстроены в свои прямоугольники. Ингрида Клаусовна несколько раз подходила к микрофону, чтобы на всех поругаться и призвать к порядку, бегали вдоль рядов классные руководители, и шикали на невиновных, и хвалили непричастных. Гасан за пультом что-то подкрутил, и ведущая – одна из тех самых симпатичных преподавательниц-лингвисток – зачитала некий душещипательный стих про общее духовное единение и прекрасное стремление грызть гранит науки с небывалым энтузиазмом.
– Торжественная линейка, посвященная Дню знаний и началу учебного года, объявляется открытой! – прерывающимся голосом выкрикнула она. – Право поднять национальный стяг предоставляется учащимся десятого класса: Кузевичу Ярославу – чемпиону Великого Княжества по прикладному многоборью – и Легенькой Анастасии, дипломанту второй степени великокняжеской олимпиады по биологии!
Ничего себе у них тут звездочки водятся! Это, получается, биологичка Надеждина такие кадры готовит?.. А спортсмен – понятно, в какой-то сторонней секции занимался.
Нарядные, стройные юноша и девушка встали с двух сторон от флагштока. Грянули первые аккорды гимна. «Творение царево» – вот как он тут назывался. Автор – Иоанн Четвертый Васильевич Грозный, тот самый! Разнообразных талантов был человек… Еще и композитор, как оказалось, вот чего не знал – того не знал. Никаких бравурных маршей: торжественная, строгая григорианская мелодия. Еще и стяг – алый, с золотым двуглавым орлом! Он взвился в воздух и заполоскался под порывом ветра… И, ей-Богу, все детишки смотрели на него как завороженные и не шевелились! Я такого в своей практике ни разу не видал. Конечно, и в Беларуси к государственной символике уважение прививать старались, но дети есть дети: кто-то в носу ковыряется, кто-то жука увидел на асфальте, другой – на одноклассницу пялится, глаз оторвать не может. А тут – прямо стойкие оловянные солдатики! Точно – магия.
Отзвучал гимн. Ведущая снова взяла микрофон в руки:
– Слово предоставляется Такому-то Такомутовичу, начальнику абвгджзиклмнового отдела Управления
Все жидко похлопали, Такой-то Такойтович принялся пространно рассуждать о важной роли учебного процесса в деле становления государевых верноподданных и вообще – приличных членов общества. При этом он сопел и отдувался, как паровоз. Следом за ним до микрофона дорвался представитель попечительского совета, потом – шеф из дорожно-ремонтного управления. Солнце палило нещадно. Ораторы вещали всласть, как будто и вправду верили, что вот сейчас вот дети их словами проникнутся и ка-а-к возьмутся за ум, и как станут учиться не за страх, а за совесть со всем прилежанием.
Те, кому повезло и которых волею Коха, малевавшего те самые прямоугольники, разместили в тени деревьев, чувствовали себя более-менее прилично, но седьмые и восьмые классы стояли на самом тепленьком местечке. Конечно, без головных уборов, кто вообще знает, что это такое – головные уборы, – в седьмом или восьмом классе?
– А теперь – наши первоклашки! – обрадованно заявила ведущая. – Встречаем тех, кто впервые перешагнул школьный порог! Первый «а», «бэ» и «цэ» классы со своими классными руководителями!
Изнутри школы, по ступеням крыльца на свои места под веселенькую музыку вышли хорошенькие маленькие детки: зареванные, веселые, озадаченные, растерянные – разные. Все хлопали, особенно – родители. Никто не тыкал смартфонами: в земщине почти ни у кого не было телефонов с камерами, а два-три обладателя цифровых фотоаппаратов погоды не делали.
Для того чтобы расставить первоклашек на места, понадобилось некоторое время. Солнце жечь не переставало, ученики потели, учителя обмахивались классными журналами, обстановка накалялась.
– Ы-ы-ык! – В три погибели согнувшись, долговязый худой восьмиклассник от всей души принялся блевать под дерево.
– Марьванна, Буровой плохо! – в этот же самый момент раздался голос с другого конца строя.
– А? – очумело мотая головой, пыталась сориентироваться немолодая уже учительница. – А ну-ка, тихо, Мурашко! Не видишь – Игнатова сейчас тошнит! При чём тут Бурова?
Бурова же – высокая девочка, которая вот-вот превратится в девушку – в этот момент уже очевидно позеленела. Я дернулся – и стремительным броском преодолел семь метров, разделявшие меня и детей. Успел! Подхватил за плечи!
– Бурова, – сказал я. – Сядь на бордюрчик, посиди, а то ты уже не Бурова, а совсем Зеленова.
– Спа-а-асибо… – Девчонка и вправду была не в порядке. – У Марьванны та-а-какие духи, просто кошмар, если честно.
Она уселась на беленый бордюр и прикрыла коленки юбкой, пытаясь выглядеть пристойно. С зеленым лицом эта пристойность казалась откровенно вымученной. Наконец и Марьванна сориентировалась, и один из мальчишек побежал за медсестрой, и родители засуетились – у кого-то была вода и даже наштырный спирт. Игнатова довольно быстро привели в порядок. Бурова, видимо, отдышавшись от зловонных марьваннских духов, тоже вскоре пришла в себя. Не беда – бывает. Подростки!