Как разграбили СССР. Пир мародеров
Шрифт:
Но главное даже не в этом. В то время советская мораль была активно подвергнута осмеянию и полному забвению, и поскольку морали не осталось никакой, часть общества стала самостоятельно искать себе моральные ориентиры. В ходу были лозунги: «Обогащайтесь!», «Чем меньше законов, тем лучше!». В этих условиях криминальная мораль, которая еще раньше уже сложилась как определенная субкультура, не только сохранилась, а стала усиливаться и влиять на умы людей. Как образец для подражания возник образ вора-одиночки — героя нашего времени, в общем-то неплохого человека, невзирая на кучу судимостей, на которых особо не акцентировали внимание; главное — он боец, противостоит милиции и государству, красиво живет, поет душевные песни... С тех пор, кстати, шансон стал вполне легитимной
Существовал ведь гигантский по тем временам теневой оборот денежных средств, который контролировался «ворами в законе». Именно в тот период и появилось понятие «крыша» — воры приходили к коммерсантам и просто «садились» на их неучтенные деньги. Тогда для них это не было опасно, они действовали по сложной схеме, и привлечь их к уголовной ответственности было практически невозможно — даже в США лидеров мафии, как правило, сажают за неуплату налогов, а у нас-то и статьи такой не было. Взять «вора в законе» за то, что он через Витьку-косого, смотрящего на каком-то рынке, вышибал баксы, было невозможно — Витька-косой знал: даст показания на «вора в законе», его живьем закопают, а если не даст показания — из общака заплатят и вытащат его из тюрьмы побыстрее. Так вот эта воровская мораль некоторое время имела свое место в общественной жизни, но потом общество быстро разобралось, что это за мораль; все поняли, что «воры в законе» — это отморозки, негодяи, у которых руки по локоть в крови, а сами они по колено в человеческих слезах, и, как следствие, интерес к ним стал угасать.
— На постсоветском пространстве в 1990-е годы появился новый вид преступления — изготовление фальшивого алкоголя, отправившего на тот свет многие тысячи по-советски доверчивых граждан. Знаю, Вам довелось наводить порядок на этом тяжелом направлении. Чем все кончилось?
— В свое время мне пришлось вырабатывать программу по наведению порядка в сфере оборота и производства алкоголя и реализовывать ее в жизнь в масштабах страны. В этом плане Северо-Кавказский регион хороший пример. В то время только в одной Северной Осетии было около ста нелегальных заводов по производству алкоголя! Стоимость осетинской водки «Исток» была на Камчатке меньше себестоимости водки, производимой на заводе «Кристалл» в Москве. Вдумайтесь! Тогда мы сочли возможным взять в союзники глав субъектов Федерации: договорились с ними, что 50% средств от легализации теневого крепкого алкоголя будут уходить в бюджеты их регионов, а 50% в федеральный бюджет; а прибыль от легализации слабоалкогольных напитков будет уходить в бюджеты республик вообще в размере всех 100%. А если бы мы эти сто осетинских заводов просто закрыли, то люди там начали бы голодать. Да, это была теневая экономика, но экономика! Она кормила и поила людей, создавала рабочие места, а не только роскошь отдельным лицам. Или «Черноголовка», Брынцалов... даже они начали тогда с нами сотрудничать, я их периодически к себе приглашал, и они не сразу, но поняли, что мы их союзники, а не враги. Более того, я даже помню, как мы собирали всех представителей бизнеса на Бахусе у себя в зале коллегии МВД. Мы начинали свою программу с 2—3% алкогольных акцизов в бюджет государства, а пришли к 12%! Тогда — впервые в России — региональные министры, начальники УВД отчитывались не столько по «палочным показателям», сколько по алкогольным акцизам, поступившим в бюджет их региона. Заметили разницу?!
Я уже говорил о том, что криминализированный рынок работает иначе гчем рынок цивилизованный. Вот вам пример. Завод «Кристалл» в условиях криминализированного рынка мог производить лишь 30% своей продукции — и это одно из лучших производств в стране! — а когда мы этот рынок хоть в какой-то части избавили от криминального, коррупционного, монопольного влияния, «Кристалл» тут же стал работать на 100% и более. Конечно, руководство завода «Кристалл» и мечтать не могло, что государство вдруг выполнит положенную
Москва, февраль 2010 г.
Мурашов Аркадий Николаевич — член политсовета Московского областного регионального отделения партии «Союз правых сил». Родился 2 декабря 1957 г. в городе Жагани (Польша). Экс-сотрудник Института высоких температур АН СССР. Бывший ответственный секретарь Межрегиональной депутатской группы в 1989 — 1991 гг. В 1991 — 1992 гг. — руководитель ГУВД г. Москвы.
— Сразу после начала фактического развала СССР мэр Москвы Попов назначил Вас — сугубо штатского человека, ученого — руководителем столичной милиции. Вас не смущало, что Вы — непрофессионал — возглавили милицейские структуры?
— Представления по поводу милицейского профессионализма у большинства населения навеяны плохими детективами или телесериалами. На основании того образования, которое наши милиционеры получают, назвать их профессионалами крайне сложно. В большинстве своем они дремучие, невежественные во всех отношениях люди. Поэтому любой человек с высшим образованием на голову выше любого «профессионала» из МВД. Прошу мне поверить!
— Были попытки саботажа со стороны Ваших подчиненных и как Вы с ними боролись?
— Были, приведу пример. В июне 1992 года рядом с телецентром «Останкино» был разбит палаточный городок недовольных властью людей, которые пытались терроризировать сотрудников телевидения. Мне очень хотелось помочь моему другу, руководителю «Останкино» Егору Яковлеву, и ликвидировать этот городок, к тому же по этому поводу на меня уже давил новый мэр Москвы Лужков. Задача не ахти какая, но, с учетом взрывоопасности политической ситуации, действовать надо было осторожно. Я дал своему первому заместителю Никитину задание составить план действий по ликвидации палаточного городка. Тот такой план на коллегии и представил.
В нем Никитин просил задействовать в этой операции 5000 солдат внутренних войск, большое количество единиц техники... Короче, запланировал серьезную воинскую операцию. Я ему объяснил, что его подход в корне неверен: зачем воевать с простыми людьми? И велел сократить количество личного состава милиционеров. Через несколько часов, на ночном совещании, он представил новые цифры — практически те же самые, но лишь чуть урезанные. При этом Никитин занимался демагогией: мол, это же народ, зачем же его разгонять... Прямо там же, на совещании, я встал и сказал, что Никитин уволен из милиции. Потом подождал до 5 утра, взял 50 омоновцев, поехал к телецентру, где мы эти несчастные палатки закинули в грузовик и уехали.
— У Вас не было более важных дел, чем разгонять мирный народ? Именно после распада СССР, например, «воры в законе» стали набирали силу.
— Да, в 1992 году, скажем, освободился Иваньков, покойный Япончик, который тут же стал искать со мной контактов: его волновали заполнившие Москву кавказцы. Но разгул преступности, о котором вы говорите, начался позже. В мое время еще не было крупных фирм, поэтому «ворам в законе» не с кого было брать дань.
— Какие попытки реформировать фактически по-прежнему советское московское ГУВД Вы предпринимали?
— Я очень часто обращался к министру внутренних дел Ерину, предлагал различные новшества, но по большей части без толку. Многое упиралось даже не в Ерина. Скажем, трассовое ГАИ в Москве — абсолютно ненужная структура, которая еще со сталинских времен занималась только обеспечением комфортного проезда вождям. Даже Ерин пошел нам навстречу! Но как только идея сокращения трассового ГАИ дошла до Бориса Николаевича, он сразу все зарубил. Единственное, что мне разрешили сократить, так это трассовый отдел ГАИ на Воробьевых горах, поскольку на тех дачах Политбюро уже никто не жил.