Как развивать туризм в России. Диалоги с практиками
Шрифт:
Елена Дмитриева: Мы пока нарабатываем поле контактов, но не для того, чтобы просить денег, а чтобы совместно решать общие городские задачи. К примеру, есть предприниматель, который строит себе здесь усадьбу. Он не бедный человек, каждый день ездит по этой улице на своей машине мимо храма. Почему бы нам вместе не собраться и не сделать батюшке ограду, которая была здесь исторически. Она большая, дорогая, а у батюшки приход маленький, он своими силами необходимых денег на ограду никогда не соберет. А на двоих-троих эти затраты растянуть легче.
Дмитрий Ойнас: Мы говорим сейчас о совместной
Историческая среда города очень трудоемкий объект приложения усилий. И осилить его можно только совместно. Но эффект и отдача от этих усилий гораздо выше, чем в любых других городских пространствах.
Елена Дмитриева: А нам для музея и не надо спонсоров привлекать. Зачем они нам? Мы сами справляемся. Нам нужна поддержка для благоустройства городского пространства вокруг. Ни нам, ни какому-то отдельному местному предпринимателю не хватит своих средств, чтобы поднять город. Если бы нашелся инвестор, который мог бы вложиться аккордно, чтобы преобразовать городскую среду… Есть же люди, у которых много денег и которые не знают, чем им заняться и куда еще вложиться. Уже и дома, и яхты, и виллы куплены. А можно сделать город целиком: пойти и купить все, что заброшено и запущено, и за год-два сделать из города такую «конфету», в которую весь мир ездить будет. В России ведь особо некуда поехать.
Надежда Макатрова: Как Вы думаете, почему эта светлая мысль не приходит в голову тем, у кого есть такие возможности?
Елена Дмитриева: У нас неслучайно полное название музея – Музей исчезнувшего вкуса. У нашей нации исчез вкус, причем вообще во всем, он был уничтожен за советский период. Я поражаюсь, какое количество денег вкладывается в ту же архитектуру, и при этом создается ужас. Вы посмотрите, какие строятся дома. Это же тюрьмы! Они отражают наше сознание.
Дмитрий Ойнас: Это не только вкус, а вообще умение жить. Нас отучили жить в хороших домах. Мы привыкли жить в «коробках». И нас мало заботит, как это выглядит снаружи и что происходит вокруг. Нарушен «вкусовой баланс». Мы с пренебрежением относимся к вещам, потерявшим повседневную хозяйственную актуальность. Романтике мы предпочитаем бытовой прагматизм. А все это сказывается и на качестве жизни. Из-за привычки жить стесненно нам прагматичнее и важнее иметь центральное отопление, чем печь в доме. И поэтому без сожаления разрушаются старые печи, лепнина, изразцы и многое другое. Настоящих печей в старом городе практически не осталось.
Наталья Никитина: Да, печек почти нигде нет. Люди приезжают к нам и восхищаются: «Печка, настоящая, теплая, в ней огонь горит!» Люди хотят здесь остаться, пожить, а не только посмотреть. То же самое с пастилой. Люди приходят и говорят: «Не может быть, чтобы ваша пастила делалась совсем без муки и без жира. Покажите, как вы это делаете».
Когда выяснилось, что именно этот дом принадлежал купцу Чуприкову и пастильному заведению, мы и решили делать фабрику. То есть создание фабрики стало ответом на запрос, на своеобразный вызов истории этого места.
Елена Дмитриева: В этом проекте все происходит на стыке. Люди из бизнеса, как правило, отношения к культуре не имеют. Они живут другими категориями. И когда мы
Наталья Никитина: Они интуитивно жмутся к нам, т. к. чувствуют, что помимо привычного им бизнеса есть какая-то другая жизнь, другая энергия, другое отношение к работе, к делу. Они до конца в это не верят, не верят, что это может возвращать вложенные рубли.
Надежда Макатрова: Где вы ищете людей для работы на ваших объектах?
Наталья Никитина: Они сами к нам приходят. У нас работают уже более 100 человек. Обычно приходит человек и говорит, что хочет у нас работать. Начинаешь с ним разговаривать, и кто-то честно говорит: «Я хочу в таком платье ходить». Все экскурсоводы музеев предстают перед гостями в купеческих костюмах XIX века, барышни – в чудесных платьях. Кому-то скучно на своей работе с девяти до шести. А схема приема на работу у нас такая.
Когда-то за лучший реализованный проект нас возили в Англию на стажировку. И, кажется, в музее Лондона нам рассказали, что ни один человек не будет принят в штат музея, пока он два года не поработает волонтером. Мы, конечно, не свирепствуем с такими сроками, обычно у нас люди работают волонтерами от двух недель до месяца. Это дает возможность нам посмотреть на них и им посмотреть на нас, почувствовать, подходит им такая работа или нет. Кто-то приходит один раз в неделю и потом не приходит совсем, а кто-то приходит каждый день с утра до вечера, и это означает, что это наш человек. Вот и все. И потом меньше проблем с увольнениями и дрязгами. Дрязг у нас вообще нет.
Большинство людей приходят на полный рабочий день, плюс есть возможность совмещения нескольких функций, чтобы можно было семью содержать. К примеру, Милентий, который провел Вас по фабрике, параллельно отвечает за безопасность, за все огнетушители, журналы по технике безопасности. Он прошел специальное обучение, у него есть контакт с администрацией, он отвечает за три объекта. В общем, кто хочет работать, тот может заработать.
А Дмитрий – яркий пример того, как человек даже поменял место жительства ради проекта.
Дмитрий Ойнас: Мы знали друг друга и работали вместе на других проектах, и то, что делают Наталья и Елена, для меня очень близко. Я, кстати, одним из первых попробовал пастилу. Я много лет занимаюсь практиками, связанными с русскими усадьбами, с их восстановлением, с возрождением жизни в усадьбах, занимался реализацией проектов, переходящих в частные руки в разных регионах России. И по опыту могу сказать, что то, что получилось здесь в Коломне, – это идеальный пример того, что должно быть везде. Такие проекты обычно реализуются на базе крупных усадеб, они «долгоиграющие» и долго развивающиеся. А желательно, чтобы жизнь в усадьбе начинала развиваться с первого кирпича.