Как сделать Россию нормальной страной
Шрифт:
Одним из главных технических методов, используемых идеологией, является метод упрощения. В индивидуальном октанте все очень сложно, непонятно, уникально, часто невыразимо в словах, так как жизнь отдельного человека —постоянное изменение и развитие. В социальном октанте мы видим не только остановку истории и язык, состоящий из нескольких клише, но и возможность упростить до предела любой феномен, свести все к черному и белому.
Рассмотрим, например, отношения
Мы говорили, что мода — это идеология. Но мода еще и искусство, она дает простым людям возможность наслаждаться прекрасным и создавать его самим. Что же отличает моду-идеологию от искусства одеваться? Идеология — это массовость, насаждаемая в приказном порядке, деление мира на «мы» и «они», отказ от различий и нюансов, суждение о характере человека по его одежде, непоколебимая уверенность в своей правоте и полное отсутствие чувства юмора.
Посмотрите, какая пропасть отделяет слова МЫ и ОНИ от слов Я и ТЫ. Многое ясно и интересно в слове Я, но ничего не понятно в слове МЫ. Много родного в ТЕБЕ и так много чужого и страшного в НИХ. Сразу становится понятно, почему коммунисты хотели уничтожить МЕНЯ и ТЕБЯ, заставив НАС воевать с НИМИ.
В «Преступлении и наказании» Раскольников задает вопрос: тварь я дрожащая, или право имею? Очень русский вопрос. Начнем с первой половины. Каково должно было быть окружающее Раскольникова общество, если он мог предположить, что является тварью дрожащей? Именно потому, что русское общество не дает человеку абсолютно никаких прав, нет предела и тому, как низко он может пасть в собственных глазах.
Ну, а какое право хочет Раскольников иметь? Конечно, право убить старуху- процентщицу и взять ее деньги. Вот, оказывается, что общество, окружавшее Раскольникова, считало правом. Раскольников наверняка ощущал мертвящую тяжесть этого общества: иначе ему не пришло бы в голову выяснять, является ли он человеком или тварью дрожащей.
Но все-таки самой важной частью вопроса, который задал себе Раскольников, является слово «или». Здесь принимается за аксиому: если человек есть тварь дрожащая, то есть слабый, у него прав нет.
На Западе поняли, что человек слаб, и поэтому каждому человеку, кем бы он ни был, необходимы права, чтобы уравнять его возможности с возможностями других, открыть ему вертикальный путь развития, защитить его от зависти и недоброжелательства, а также и от превратностей судьбы, старости и болезней.
Что значит вопрос: «тварь ли я дрожащая, ИЛИ право имею»? Из него следует, что все недрожащие твари, все большие люди захватили права. Вот кто права имеет! Так давайте наконец отменим путающее слово «права». В России нет прав кроме права силы. Раскольникову Россия не дала ничего по праву рождения и гражданства. Но не это главное: человек, не обладающий правами,
На самом деле в сознании гражданина должно быть запечатлено следующее: «Ты и я стоим на фундаменте независимого от других ветвей власти честного и справедливого закона, защищающего нас обоих. Если у нас конфликт, то справедливый и гласный суд найдет виновного, назначит ему справедливое, но в то же время гуманное наказание, а возможно, и возместит некоторые потери потерпевшему за счет виновного». Причем суд работает не по субъективным сиюминутным критериям, так, как клиент выбирает девушку в борделе, а делает все, чтобы обеспечить объективность и преемственность.
Результатом существования такого правосудия является уважение к каждому человеку, осознание, что он наделен неотъемлемыми правами. В России же заслуживает «уважения» лишь тот, кто обладает временной благосклонностью царя, то есть «не порот», «не снят с поста». Слово «уважение» не случайно взято в кавычки, ведь настоящее уважение означает обладание неотъемлемыми правами, а в России «уважаемый человек» — тот, кто сегодня не в опале, но может оказаться в опале завтра. Поэтому в России так боятся отдавать власть: гражданской защиты нет, врагов множество — просто потому, что ты добился успеха, а вокруг одни хамы — это как выйти ночью без палки к стае голодных волков.
В России права, то есть возможности, передаются людям в зависимости от того, насколько эти люди сильны. Стоит ли удивляться, что в конце концов все права и возможности концентрируются у одного человека.
Попробуйте обсудить с Ельциным, почему он развязал войну в Чечне, уничтожил там десятки тысяч человек, разрушил тысячи зданий и после этого не нашел времени сказать народу об этой войне хотя бы десять слов. Ему не надо объяснять свои действия: у него есть на это право, он же не тварь дрожащая, он президент.
Если на Западе группировка осознает свою силу, она требует себе прав. В России это кажется противоречивым. Если ты сильный, зачем тебе права? Бери все, что хочешь. Если тебе нужна правовая защита общества, значит, ты слабак. Борьба ведется не за права каждого, а за привилегии.
Один из ельцинских генеральных прокуроров сказал: «Что плохого в том, что нарушаются права подозреваемых». А ведь права как раз и были созданы для защиты бесправных. Если человек подозревается в преступлении, к его правам требуется еще более трепетное отношение, чем к правам гражданина, которому в данный момент ничего не грозит.
В России человек до сих пор ничто по сравнению с обществом, а при демократии общество должно занимать подчиненное положение по отношению к каждому, даже самому слабому его члену. Любая, даже самая последняя из тварей, особенно если она дрожащая, должна иметь все права. Только тогда будут обеспечены права всех членов общества. Без этого не обеспечены ничьи права, даже тех, кто сегодня и от пушечного залпа не вздрогнет. Только общество, где никому не нужно дрожать можно назвать демократией.