Как стать добрым
Шрифт:
— Дэвид, неужели трудно снять трубку? Сколько он будет там надрываться?
Я не отдавала себе отчет, имею ли я в виду главного редактора или телефонный аппарат.
Дети хихикнули. Им было весело. Дэвид безучастно тряс кубики.
— Ты что, не можешь ответить? — Теперь мне стало понятно, откуда взялась куча сообщений на автоответчике, — Дэвид не снимал трубку с самого утра.
— Папа ушел с работы, — гордо заявила Молли.
— Не ушел, а бросил, — поправил ее Том по праву старшего.
— Дети, что вы спорите — нельзя бросить то, чего нет, и невозможно уйти ниоткуда.
Главный редактор что-то бубнил на заднем плане. Что-то вроде: «Ну
— Ты что, бросил свою рубрику? Что случилось?
По своему тону я и сама не взялась бы определить, как я отношусь к этому пока неподтвержденному известию.
— Все очень просто. Мне нечего там делать, потому что я больше не «сердитый человек».
— Ты? Больше не сердитый? А что случилось с сердитым человеком?
— Не знаю, что с ним случилось, но он больше не имеет ко мне никакого отношения.
— Не имеет?
— Нет.
— Будешь писать о чем-то другом?
— Нет. С газетой покончено.
— А где в таком случае ты собираешься работать?
— Не знаю. Но к прежнему возврата нет. Ведь ты сама видишь, я — другой. Разве не так?
— Да. Я вижу.
— Потому я и не могу писать от имени человека, чьего мнения больше не разделяю.
У меня вырвался тяжелый вздох. Он, впрочем, ничего не означал. Силу творческой личности не преодолеть никаким вздохом.
— А я думал, ты обрадуешься.
Я тоже думала, что обрадуюсь. Если бы еще пару недель назад мне предложили исполнить мое единственное желание, думаю, я именно на этом бы и остановилась, потому что ни о чем другом уже давно думать была неспособна, даже о деньгах, которые могли бы улучшить условия моего существования, точнее, нашего совместного существования — с Дэвидом и детьми. Никакое другое событие не отражалось на нашей жизни столь драматически. Сначала бы, конечно, я пожелала что-нибудь глобальное, для всего человечества: ну там средство от рака или мир во всем мире, но втайне все равно бы надеялась, что всемогущий джинн, предложивший выполнить любое желание, не позволит мне совершить столь альтруистически-безрассудный поступок. Втайне я бы продолжала надеяться, что этот добрый дух скажет: «Нет, ну ты же и так доктор, хватит с тебя того, что ты уже сделала для других. Хватит этих чирьев в задницах и прочих малоприятных вещей — заказывай что-нибудь для себя лично». И тогда, хорошенько подумав, я бы высказала свое заветное желание: «Больше всего на свете я хочу, чтобы Дэвид больше не был сердитым». Да, больше всего на свете я хотела, чтобы он раз и навсегда понял, что все в его жизни в порядке, что у него замечательные дети, что у него верная, любящая и, скажем так, не уродливая жена, которая к тому же зарабатывает деньги, так что нам хватает на бебиситтеров, еду и залог за дом… Я хотела бы выкачать из него переполнявшую его желчь до самого донышка. Желчь Дэвида даже представлялась мне особым веществом, жидкой и вместе с тем плотной субстанцией: нечто вроде сырого цементного раствора. И тогда, выслушав мое желание, добрый джинн потрет свой животик — и на тебе! Дэвид отныне счастливый человек.
И на тебе! Я получила Дэвида — счастливого человека или, во всяком случае, спокойного человека — в реальном мире. Все, что мне остается, — это вздохнуть с чувством искреннего облегчения. Но на самом деле мне вовсе не нужно было это «и на тебе!». Я рационалист до мозга костей и не верю в джиннов, даже в добрых. Поэтому для меня было бы более приемлемо, чтобы злоба Дэвида была вытравлена из него путем долгого и интенсивного лечения.
— Я приятно удивлена, — откликнулась я неуверенно. —
— Он сердитый человек, — уныло сказал Дэвид. — Он не поймет.
С последним замечанием трудно было не согласиться: только что главный редактор, которого звали Нейджел, закончил свою попытку привлечь внимание Дэвида залпом изысканных ругательств.
— Почему бы тебе не сыграть с нами в Cluedo, [14] мамуля?
И правда. Мы играли в Cluedo до самого ужина. Потом играли в Малый скраббл. [15] Мы представляли собой идеальную «ядерную семью», отсиживающуюся в своем бункере после мирового катаклизма. Мы ели за одним столом, играли в развивающие настольные игры, вместо того чтобы смотреть телевизор, мы часто и подолгу улыбались друг другу, что создавало чуть ли не праздничную атмосферу. И все же… Мне казалось, что в любую секунду я могу кого-нибудь прикончить.
14
Настольная детективная игра.
15
«Каракули» — настольная игра в слова, составляемые из кубиков с буквами.
5
На следующий день в обед мы отправились с Ребеккой за сандвичами, и я рассказала ей про ГудНьюса, про театр, уличного мальчишку и даже про то, что случилось потом в постели.
— Ух ты! — воскликнула она, вполне однозначно выразив свое отношение к происходящему в нашем семействе. — Тебя целовал в шею собственный муж? Какая гадость!
И тут она ни с того ни с сего схватила меня за руку.
— Кейти! Боже мой!
— Что такое?
— Черт подери! Дело дрянь.
— Что? Ты меня пугаешь.
— Дэвид болен.
— Откуда ты знаешь?
— Характерные изменения личности. И потом — ты говорила про головные боли.
Верно, как это я упустила из виду. В моем желудке шевельнулась змея подозрения. Как я сразу не догадалась заглянуть в справочник по мужским болезням? Единственное объяснение странному поведению Дэвида скрывалось именно там. Вполне возможно, у него образовался мозговой тромб, опухоль или что-нибудь в этом роде. Как я могла проморгать столь очевидный факт? Я тут же побежала на работу и позвонила ему из кабинета.
— Дэвид, только спокойно, тебе нельзя волноваться. Пожалуйста, слушай меня внимательно и в точности соблюдай инструкции. Вероятно, у тебя мозговая опухоль. Необходимо немедленно лечь на обследование и сделать томографию головы. Нельзя это запускать. Мы можем дать тебе направление, но…
— Кейти…
— Пожалуйста, выслушай. Мы можем дать тебе направление, но…
— Кейти, со мной все в порядке.
— Будем надеяться. Но твое поведение — классическая картина мозговой опухоли.
— Это потому что я стал внимателен к тебе?
— Да, и это тоже. И потом еще театр.
— Думаешь, если мне понравился спектакль, то виновата в этом опухоль?
— И еще деньги. И мальчик. И то, что ты вытворял в постели после этого.
Последовала продолжительная пауза.
— Кейти, прости.
— Вот тебе еще один симптом. Ты постоянно просишь прощения. Дэвид, я думаю, ты очень болен.
— М-да… печально.
— Может, это не очень запущено. Однако мне кажется… Я считаю…