Как стать королевой
Шрифт:
— А теперь, когда мы в семейном кругу, объяснись!
— Э? — оторвалась я от почёсывания за ухом отрывисто мурчащего котёнка.
— Что у тебя с Наром?! — налетела на меня подруга.
— Ничего, — недоумённо отозвалась я. — Он вообще к женщинам прохладно относится.
— Да это потому, что он из своей оранжереи не вылазит! — возмутилась Алила. — А всех, кто к нему приходит, гоняет оттуда! А тебя не прогнал. Вопрос: почему?! Ответ: потому что положил на тебя глаз!
Лад не дал ей развить мысль:
— Али, брось, Славе Нар совершенно
— Что значит?.. — насторожилась я.
— Нар в каком-то смысле невероятно эгоистичный человек, — холодно заметил Лад. — Думаю, это досталось ему от Лео — тот был просто образцом высокомерия. У Нара это трансформировалось в полное пренебрежение всеми, кто выходит за рамки очень узкого круга приятных ему людей. Слава, не привыкай к нему слишком, в любой момент ты можешь покинуть этот круг и станешь для него пустым местом, — с неожиданным сожалением сказал Лад.
— Вы дружили? — догадалась я.
— До того, как он пригласил брата продолжить существовать в его теле и слить разумы. И некоторое, весьма недолгое время, после.
Так. Новый пунктик в список обязательных дел: помирить Нара с Ладом!
— Мне пора идти, — поднялся Лад. — Дела.
— А меня ждёт Дав, — вспомнила Алила, глянула на меня и неожиданно заявила: — Слава, я тебе полностью доверяю.
— А, спасибо, — удивилась я такой неожиданной перемене в её настрое, но Алила уже выскочила в открытую Ладом дверь, и её брат последовал за ней.
Глава 5. Как доказывать собственную невиновность
Оставшись одна, я некоторое время провела в размышлениях: вылезать из постели или поспать ещё? Клипс, с которого переживаний было на сегодня достаточно, свернулся калачиком между подушками и спал. Я вспомнила про Лери и решила пойти спросить, что случилось, и не могу ли я чем-нибудь помочь. Но тут, как всегда без стука (отвратительная привычка, из-за которой мы постоянно ругались), вошёл мой брательник:
— Славка, вылезай из постели. И пошли. Ты мне нужна.
— Чего?! — возмутилась я.
— Того! Быстро! Чтобы через две минуты ты была одета и внизу! — тоном прапора на плацу приказал Фёдор.
— Это неправильно с точки зрения русского… — попыталась я привить зачатки грамотности брату, но он проигнорировал мой учительский порыв:
— Плевал я, что неправильно! У нас завёлся шпион!
— Ой, — тихо выдохнула я. Потом вспомнила отданный Челси охраннику приказ и отреагировала уже умнее: — Почему ты так решил?
— Потому что наш друг в охране Челси сообщил, что этому ублюдку известно о наших планах, — мрачно объяснил Фёдор, садясь рядом. — Всё известно.
— Не выражайся, — машинально сказала я.
— Шевелись давай, — буркнул Федька. — Там несколько козлов… ой, — он повернулся ко мне, скорчил испуганную рожу, ёрничая: — Простите, Ваше Высочество, рогатых парнокопытных мужского рода! Точнее, целое их стадо…
— Фёдор, хватит, — поморщилась я. — Между прочим, ты — тоже Высочество,
— Видишь ли, — начал братишка с таким видом, что я не сомневалась: сейчас последует какая-нибудь гадость: — Они говорят, типа это у тебя Челси узнал о наших планах!
— Чего-о?! — возмутилась я и посмотрела на Федю, как Цезарь на Брута: — И ты им веришь?!
— Да ты чо, сдурела?! — заорал Федька, вскакивая. — Я знаю, что это не ты! — Федька принялся размашисто пинать стул, отскакивающий от каждого пинка. Очевидно, так брат снимал напряжение. Стул жалобно взвизгивал ножками по полу после каждого удара. — Ну, уроды! Гады! Ты этому у… — он покосился на меня, покопался в богатом запасе, и выдал: — хмырю, который тебе тогда такого наговорил, жизнь спасла! Эх, мало я ему тогда навалял…
Я в обалдении уставилась на Федьку:
— Ты поколотил Станти из-за меня??
— Поколотил, это громко сказано. Так, врезал пару раз… — неожиданно засмущался брательник.
— Федька… — обалдела я. — Так ты… дорожишь мной??
— В отличие от некоторых, я ещё помню, кто моя семья, ко всяким чешуйчатым не перебегаю, — буркнул брат, надувшись. Я метнулась к нему и обняла:
— Я тебя обожаю, какой ты у меня хороший, чудо, лапочка…
— Хватит! — заорал он, вырываясь. — Телячьи нежности! Отвали! И вообще одевайся и пойдём, докажем этим козлам, что они… ошибаются! — неожиданно корректно завершил он.
Я засмеялась, отпуская его:
— Ну-ну, вперёд и с песней!
— Быстро! — рявкнул мой любящий братишка и бодро вышел из комнаты.
— Ох! Федька! — вздохнула я, покоряясь.
Мы в детстве, бывало, дрались. Причём сначала побеждала я, а с одного печального момента в седьмом классе — он. Потом я стала решать конфликты другим путём, ведь братец спокойно мог сбить меня на пол, сесть сверху и, методично выкручивая мне руку, заставлять извиняться. Поскольку бычье упрямство было моей отличительной чертой чуть ли не с рождения, я ревела, но не сдавалась. Однажды нас застукал папа и провёл с Федей воспитательную беседу, которую я, утешаясь в своей комнате подсунутым мамой куском пирога, не слышала. Поэтому не знаю, что сказал папа, но итогом стало вооружённое перемирие, перешедшее в относительно менее вооружённый мир.
В старших классах и в универе мы с Федькой шли разбираться к родителям — в крайних случаях. В остальных решалось всё на словах, более-менее мирно. Конечно, общение периодически протекало на повышенных тонах и начиналось со слов: «Федька, урод! Я только что полы помыла, куда ты прёшься в сапогах!» и «Тебе чего надо в моей комнате, чувырла?». Но, в общем-то, мы жили по принципу «Ты меня не трогаешь, и я тебя не трогаю». И тут Фёдор неожиданно бросается на мою защиту, что со Станти, что сейчас. Приятно! Наверное, он меня всё-таки любит, а мерзкий характер улучшится с возрастом.