Как стать несчастным без посторонней помощи
Шрифт:
Итак, вот вам еще один полезный урок, который поможет расширить познания в изучаемом предмете. Никогда не принимайте нежную привязанность к вам со стороны ближнего как нечто дарованное вам свыше и потому не нуждающееся в объяснении. Наоборот, размышляйте, пытайтесь докопаться до истоков, дойти до истины. Непрерывно задавайте вопросы — но прежде всего самому себе, а не тому, кто души в вас не чает. Ведь нет никаких сомнений, что за всей этой так называемой любовью должны стоять какие-то меркантильные интересы или эгоистические соображения, а кто же в них так просто признается? Любовь — это парадокс, который ставил в тупик умы, и почище, чем у нас с вами. Из этого источника черпали вдохновение авторы самых прославленных творений мировой литературы. Попробуйте вдуматься в смысл фразы, взятой из одного из писем Жан Жака Руссо к мадам д'Удето: «Будь вы моей, то сам факт обладания вами лишал бы меня той, пред кем преклоняюсь» . Что, не уловили? Тогда прочитайте еще раз. Не спорю, что на вкус среднего потребителя подобных сентенций мысль, которую, судя по всему, хотел выразить этой фразой Руссо, должна казаться, мягко говоря, несколько неожиданной.
Реуге, Н. Literature and Sincerity. Yale University Press, New Haven, Connecticut, 1963, quoted on p. 93.
В своей книге «Бытие и ничто» Жан Поль Сартр определяет любовь как тщетное стремление подчинить себе свободу как таковую. Он пишет: «…любовника не может удовлетворить та высшая форма свободы, которую представляет собой добровольный и свободный союз двух людей. Кто может довольствоваться любовью, даруемой лишь ради чистого соблюдения клятвы в верности? Кто сможет смириться со словами: «Я люблю вас, потому что по свободному выбору связала себя обещанием любить вас и не желаю нарушать данного слова; я люблю вас из верности самой себе». Поэтому любовник требует клятв, и в то же время клятвы вызывают у него раздражение. Он хочет, чтобы его любили по свободному выбору, но требует, чтобы эта свобода как таковая уже не была более свободной» . Тем, кто хотел бы углубить свои познания в любви, узнать обо всех непостижимых и в то же время неизбежных ее превратностях — а вдобавок к тому получить сведения и о многих прочих разновидностях иррационального поведения, — могу порекомендовать оригинальную и захватывающую книгу норвежского философа Иона Элстера «Улиссы и Сирены» Однако для начинающих должно оказаться вполне достаточно того, что было сказано выше. Возможно, эти начальные знания и не позволят им сразу же достигнуть тех заоблачных вершин, где пребывают великие гении этого мира, вроде Грушо Маркса, но уж, во всяком случае, они помогут сдвинуться с нулевой точки и сделать первые шаги в нужном направлении. Ибо впереди у нас непочатый край работы. Главное условие успеха — полная уверенность в своей неспособности внушить кому-нибудь чувство любви. Опираясь на это основополагающее убеждение, можно без всякого труда мимоходом дискредитировать любого, кому вздумается нас полюбить. Ведь совершенно очевидно, что у человека, который способен влюбиться в того, кто никакой любви не достоин, должно быть что-то сильно не в порядке. Нарушение психической деятельности типа склонности к мазохизму; невротические симптомы, обусловленные «кастрирующей» мужчину зависимостью от сильной, авторитарной матери; паталогическая тяга к ситуациям, дающим возможность реализовать комплекс неполноценности, — здесь сгодятся любые причины, лишь бы они имели клиническое объяснение этой совершенно неуместной и нелепой любви и позволяли превратить ее в нечто, лишенное хоть мало-мальского интереса и даже попросту отравляющее вам жизнь. (Огромную помощь в выборе подходящего диагноза могут оказать хотя бы поверхностные знания из области психологии или опыт посещения разного рода групп встреч и клубов знакомств.)
Sartre, Jean-Paul. Being and Nothingness (translated by Hazel E. Barnes). Washington Square Press, New York, 1966, pp. 478-479. Здесь и далее перевод отрывков из произведений Ж. П. Сартра и Ж. Жене сделан О. В. Захаровой с оригинала (франц. яз.). — Прим. ред.
Еlster, Jon. Ulysses and the Sirens: Studies in Rationality and Irrationality. Cambridge University Press, Cambridge, and Editions de la Maison des Sciences de I'Hom-me, Paris, 1979.
Ну а как только найден нужный диагноз, перед вами сразу же в самом неблагоприятном свете предстают не только влюбленный и предмет его обожания, но и сама любовь как таковая. О лучших результатах трудно даже и мечтать! Из всех известных мне авторов эту цепь умозаключений с наибольшим блеском и наглядностью продемонстрировал Рональд Ланг в своей книге «Узлы». Схематически она выглядит следующим образом.
«Я себя не уважаю.
Я не могу относиться с уважением к тому, кто уважает меня.
Я в состоянии испытывать уважение только к тем, кто меня не уважает.
Я уважаю Джека, поскольку он не уважает
меня.
Я презираю Тома, поскольку он не презирает меня.
Только человек, достойный презрения, способен уважать такую презренную личность, как я.
Я не могу любить человека, которого презираю.
Сам факт, что я люблю Джека, не позволяет мне поверить, что он может любить меня.
Ну, как он сможет доказать, что и вправду меня любит?» ( L a i n g, Ronald D. Knots. Pantheon Books, New York, 1970, p. 18.)
На первый взгляд все это может показаться какой-то неправдоподобной, чушью — слишком уж очевидно, что подобное отношение к себе самому и к окружающим способно осложнить нашу повседневную жизнь. Однако это поверхностное наблюдение вовсе не должно нас обескураживать или лишать возможности с
И если вы чувствуете себя в этом «кромешном аду» так же уютно, как в своем родном доме, то все остальное придет само собой. Можете смело влюбляться в кого хотите — женатого или священника, кинозвезду или оперную диву, — стопроцентная безнадежность гарантирована. Таким образом, вы сможете без конца путешествовать с надеждой, так никогда не достигая пункта назначения, и вечно пребывать в полнейшем неведении о том прозаическом факте, что, возможно, где-то совсем рядом существует вполне реальный, наделенный всякими достоинствами и свободный от каких бы то ни было обязательств человек, который умирает от желания связать с вами свою судьбу. Впрочем, я чуть было не забыл, что это последнее обстоятельство автоматически навлекает на беднягу ваше испепеляющее презрение.
Глава 12
ЛОВУШКИ АЛЬТРУИЗМА
Те, кто любит, всегда стремятся прийти на помощь возлюбленному. Однако интуитивное, неосознанное желание помочь вовсе не обязательно должно относиться к тому человеческому существу, с кем вас связывают узы любви или дружбы. Совсем наоборот, альтруистическое стремление оказать помощь совершенно постороннему человеку издавна считается доказательством особенно изысканного благородства. Подобные бескорыстные порывы альтруизма котируются в нашем обществе чрезвычайно высоко и даже, как утверждают знатоки, как бы сами несут в себе моральное вознаграждение за причиненные нам хлопоты.
Все вышесказанное вовсе не следует рассматривать как некое непреодолимое препятствие на пути к реализации наших замыслов. Ведь бескорыстное желание помочь другому — как, впрочем, и всякий другой благородный поступок — всегда можно осквернить, заподозрив наличие какой-нибудь низменной задней мысли. Чтобы поставить под сомнение бескорыстие и чистоту наших помыслов, достаточно порой просто задать себе вопрос, а не кроются ли часом за нашими поступками тайные намерения? Может, например, мой благородный жест — всего лишь очередной взнос за право обеспечить себе теплое местечко в раю? Или он продиктован желанием произвести впечатление на окружающих? Скажем, вызвать у них восхищение? Или вынудить кого-то испытывать к вам чувство благодарности, ожидая какой-нибудь услуги взамен? Не говоря уж о таком простом мотиве, как стремление заглушить угрызения совести в связи с содеянным вами неблаговидным поступком. Да мало ли какие можно найти объяснения, ведь поистине негативизм не знает пределов, и, кто ищет, тот всегда найдет. Тому, кто чист помыслами, все кажется чистым и бесхитростным; пессимист же, напротив, во всем умудрится распознать и разоблачить какие-то дьявольские козни, всегда найдет ахилессову пяту или какое-нибудь другое уязвимое место — метафору по своему усмотрению можно подыскать.
Если эта задача вызывает у вас затруднения, обратитесь к соответствующей литературе по психиатрии. Она сразу же откроет вам глаза. И вы не без удивления обнаружите, что в каждом отважном пожарнике где-то глубоко затаилась маниакальная страсть к огню; геройский подвиг солдата — не более чем выражение его стремления к самоубийству или же, в зависимости от конкретных обстоятельств, жажды крови себе подобных; полицейский потому так любит копаться в чужих преступлениях, что это занятие помогает ему бороться с соблазном самому преступить закон; все знаменитые детективы на самом деле стремятся к социализации, то есть стараются адаптироваться к условиям общественной среды и таким образом найти нужное и приемлемое для общества применение своим шизофреническим, параноидным наклонностям. При подобной интерпретации каждый хирург предстает перед нами как тайный садист, каждый гинеколог как человек с половыми извращениями и каждый психиатр как претендент на то, чтобы играть роль самого господа бога. Вот так, дорогие читатели! Теперь, надеюсь, вы и сами убедитесь, что разоблачать несовершенства этого насквозь прогнившего мира — дело совсем не такое уж сложное.
Но если отдельным альтруистам, несмотря на все наши советы, и не удалось вскрыть и оценить по достоинству истинную мотивацию иных добрых деяний, все равно не стоит отчаиваться — ибо существуют и другие надежные способы превратить вашу благотворительную деятельность в источник таких изощренных, воистину дьявольских пыток, какие и не снились простым рядовым любителям. Все, что для этого требуется, — это установить особый тип взаимоотношений, основывающийся исключительно на таком распределении ролей, при котором один из двух партнеров нуждается — или, во всяком случае, утверждает, что нуждается, — в помощи, а другой ее оказывает. Природа подобных взаимоотношений такова, что они могут иметь лишь один из двух возможных исходов, причем, что особенно важно, оба чреваты одинаково роковыми последствиями. Либо попытки оказать помощь так и кончаются ничем, либо они приведут к желаемым результатам. Снова мы сталкиваемся с дилеммой, которую древние римляне формулировали «tertium non datur», или «третьего не дано». В первом случае даже самый заядлый альтруист рано или поздно махнет рукой, скажет, что с него хватит, и прекратит потерявшие смысл отношения. Если же, напротив, эти старания увенчаются успехом и жаждущий помощи все-таки получит то чего хотел, то взаимоотношения все равно распадутся, ибо, как и в первом случае, они утратят свою первоначальную цель. Ведь партнер уже не будет нуждаться в услуге другого, а именно это, напоминаем, и составляло основу их союза. (Я предвижу возражения моих наиболее идеалистически настроенных читателей, которые наверняка скажут: «Ну и что, вот теперь-то между нами и установятся совершенно новые, построенные на здоровой основе, зрелые взаимоотношения». Конечно, конечно — кто спорит? — только попробуйте-ка внушить эту мысль кому-нибудь из настоящих мастеров альтруизма!)