Как Степка беспризорный стал пионером
Шрифт:
Услышав плач, кучи заворошились, раздался рев из другого угла, там тоже засветился слабый огонек…
На полу, вместе с дровами и щепками спали люди, не поместившиеся на нарах; трудно было пробраться среди них.
Кашель смешался с ревом, в бараке все заворошилось!
— Теть! а теть! это я — кричал Ванька.
— И вправду Ванятка! Ну, шагай сюды, а я огня вздую!
Сухая тщедушная женщина подбросила щепы в железную печь, затрещал огонь, вспыхнул языками, осветил спящие на нарах лица.
Около слепого старика татарина, маленький,
— Вот тебе, Митяй, и пряник московский, а тебе, тетка Марья, булки с колбасой и в придачу два целковых на пропитание! — говорит Ванька.
Марья радостно вскинула выцветшие глаза, — Мотри, Ванька, правильно ли промыслил?
— А тебе што! брюхо не спрашивает! Бери без разговору.
— Иззябли, поди, чайку вскипятить, — и Дарья поставила безносый чайник на железку.
Покуривая цыгарки, ребята живо обогрелись возле железной печки, пока кипел чайник.
Щели барака были заткнуты грязным тряпьем, кое-где умазаны глиной, но ветер, свирепевший на дворе, проникал в щели, и через полчаса от тепла не осталось и помину.
Согревшись кипятком, закусив колбасой с булками, ребята улеглись спать на нарах, с'ежившись комочком.
Встали они рано. Луч света едва проникал в темное логово, но теперь видны были его обитатели. Тут были и татары с гноящимися глазами, и безногие старики нищие, калеки, ползающие на коленках, куча ребят всех возрастов, которыми промышляли нищие, и собственные ребята, одним словом, основными жителями сараев — были нищие и беспризорные.
Кроме нар, обстановку дополняли два-три котелка для варева и обрубки дерева, заменявшие стулья.
Тяжелый, спертый воздух, дым, евший глаза, из коптившей железной печи скоро выгнали Степку и Ваньку долой, на воздух. Нужно было поспевать с самым ранним поездом, пока легче было проехать зайцами. Вылезши из барака, оглядываясь по сторонам, побежали они к полустанку. У каждого в кармане позвякивало по три целковьх.
Ванька решил купить папиросы и пока повести торговлю; Степка от торговли отказался.
— Не я буду, если сегодня не расшибу скулешник! Бpocь папиросы, пойдем на Сухаревку к товарам прицеливаться!..
— Повременить надо, — отвечает Ванька. — И так к нам присматриваются, опять словят и в дом уведут.
— А Петька с Андрюшкой ловко часы режут, — говорит Степка;— ни с одного трамвая пустые не сойдут. Позавчерась полтора червончика чистоганом отработали!., а хто пымал?.. Андрюшка сапоги себе купил и фуражку господскую!
— Не! — отдохнуть надо, — отвечает Ванька. — Мне с повестками, a ты стреляй, пока
Разошлись ребята.
Не повезло в этот день Степке.
Втроем на рынке охотились. — Андрейка с Петькой в помощниках.
Андрей, когда Степка мигнет, в бок прохожих подшибал; Петька спереди кубарем, для отвода глаз, под ногами с горчицей и эссенцией навязывался, а Степка в тесноте чирк ножичком, — глядь и сумку подрезал и за пазуху, либо из кармана часы срезал, а то просто из корзины цапнет верхний кулечек с чем попало!
Сначала все шло благополучно. Нарыбачили порядком, уйти бы надо, да раззадорила толстая купчиха в „пальте“ с растопыренными карманами.
Степка за ней по пятам досмотром, глаза на карманы пялит… Видно приезжая, из кармана приискательский кошелек торчит. Купит, расплатится да опять в карман заткнет!
Только Степка запустил за кошельком руку, а она как цапнет его за руку, как завопит да заголосит на весь рынок истошным голосом, — не успел и опомниться, как повели в милицию, а оттуда в Гавриковский — к правонарушителям!
Петька с Андрюшкой успели стрекача дать.
Уныло бредет Степка с милиционером.
На окраинах Москвы за Гавриковым переулком есть бывшая тюрьма. Пройдя через каменные тюремные ворота, вы увидите большой мрачный дом в глубине двора, в нем и помещаются дети, попавшие за кражи, "правонарушители", как их называют. Вокруг дома куча отбросов, дом грязный, парадный ход заперт; ходят вокруг со стороны подвала. Сюда в четвертый раз привели Степана. Дети встретили его свистом, гиканьем; записали в канцелярии, воспитатели его хорошо знали и заперли в отдельную комнату. Поднял Степка вой, разом две рамы высадил; прибежали воспитатели, повели вниз в подвал, рядом с мастерскими.
Обрадовались ребята Степке в мастерской, как увидали, стали просить воспитателя:
Отпусти ты его, дяденька, он больно ловко подметки подбивает, пусть покажет! Вишь голяшки голые, вода подходит, починиться надо!
Унылые голоса ребят тянут за душу, плюнул воспитатель, рукой махнул — А ну его, пускай учит! Только вы его под свою ответственность берите!..
Выпорхнул Степка, разлился соловьиной трелью, словно настоящая птица: лучше его не умел никто соловьем свистать.
Ожили ребята, встрепенулись, обступили Степку.
— А колодки новые есть? — хозяйским тоном спрашивает Степка. Нету? Ну вот все тоже! И кожи нет, опять огрызки!.
Эх, житье!.. Ведь не ушел бы, кажись, отсюда, кабы работа была!
— Плети корзинки, — говорит сухопарый мальчик, — тоже дело!
— Нет уж, сказал, что корзинки не буду, и не буду, вот сапожничать согласен!
Закипела работа; починили трое сапог, а больше и материала нет, шить не из чего, и обрезки все подобрались.