Как убивали Сталина
Шрифт:
5 марта 23 года. С уважением Ленин»
Это письмо явно написано для того, чтобы о бескомпромиссности Ленина в деле охраны чести семьи узнали прежде всего новые Бобчинский и Добчинский, то есть Каменев и Зиновьев, поскольку Сталин, судя по этому тексту, уже попросил Крупскую «забыть сказанное», на что она «выразила согласие». В то же время, поскольку извинение перед Крупской уже состоялось, Ленин этим письмом требует извинения прежде всего перед собой, ибо сказанное Сталиным касалось и его (Ленина).
Бросается в глаза, что, диктуя это поистине дуэльное письмо, Ленин его «пока просил отложить, сказав, что сегодня у него
Володичева не случайно записала, что 05.03.23 Ленин чувствовал себя «нехорошо», а 06.03.23 уже «плохо». Неслучайно потому, что в «Дневнике дежурных секретарей В. И. Ленина» предписывалось строго и точно отражать все, связанное с Лениным.
Получается, то самое письмо, которое, чувствуя себя «нехорошо», Ленин сам квалифицировал, как что-то оно плохо у него выходит, именно то самое письмо на другой день, уже чувствуя себя «плохо», Ленин все-таки решается отослать Сталину.
Очевидно, что не просто так тогда… «Надежда Константиновна просила этого письма Сталину не посылать, что и было сделано в течение 6-го. Но 7-го я (имеется в виду Володичева, — НАД.) сказала, что я должна исполнить распоряжение Владимира Ильича. (Между прочим, это было сделано лишь после нового, уже критического, осложнения состояния Ленина из-за того, что он никак не мог дождаться ответа от Сталина. — НАД.) Она (Крупская) переговорила с Каменевым, и письмо было передано Сталину и Каменеву, а затем и Зиновьеву, когда он вернулся из Питера. Ответ от Сталина был получен тотчас же после получения им письма Владимира Ильича (письмо было передано мной лично Сталину, и мне был продиктован его ответ Владимиру Ильичу). Письмо Владимиру Ильичу еще не передано, т. к. он заболел». (В ответе, по словам М. И. Ульяновой, Сталин извинился. Факт, свидетельствующий, что Сталин действительно переживал за последствия своей «телефонной несдержанности». — НАД.)
Здесь необходимо сказать и подчеркнуть, что текст со слов «Надежда Константиновна просила…» в «Дневнике» записан стенографическими знаками. 14 июля 1956 года эта запись была расшифрована М. А. Володичевой. Не исключено, что эта «стенография» появилась в тот страшный для Ленина момент не случайно, как не случайно и то, что расшифрована она была только 14 июля 1956 года! То есть после XX съезда. Но еще более не случайно, что о ней умолчал «герой XX съезда» г. Хрущев, ибо сообщить о ней… означало абсолютно по-другому посмотреть на роль Сталина в той «телефонной истории», а значит — во многом и вообще на личность Сталина!
Секретные документы неопровержимо свидетельствуют, что Крупская, сама того не желая, имеет непосредственное отношение к последнему из наиболее серьезных ухудшений здоровья вождя. Именно с 5 по 10 марта 1923 года наступает «новый приступ болезни Ленина, приведший к усилению паралича правой части тела и к потере речи». Вряд ли можно говорить, что Крупская сделала излечение Ленина невозможным, но то, что своими действиями она ускорила его кончину, — это факт!
Между тем это время было наполнено и другими не менее бурными и до сих пор неосознанными событиями, главное из которых, судя по документам, заключается в факте неудачной попытки Крупской отравить Ленина, что представлялось ей в те кошмарные
В ответном письме Сталин написал: «7.III.23. Т. ЛЕНИН! Недель пять назад (Здесь Сталин явно ошибся — с 22 декабря прошло более 10 недель. — НАД.) я имел беседу с тов. Н. Конст., которую я считаю не только Вашей женой, но и моим старым партийным товарищем, и сказал ей (по телефону) прибл. следующее: врачи запретили давать Ильичу полит. информацию, считая такой режим важнейшим средством вылечить его. Между тем, Вы, Н.К., оказывается нарушаете этот режим, нельзя играть жизнью Ильича, и т. и д.»
(Так писал Сталин. Вероятно, именно за этими буквами «т. и д.» Сталин, так сказать, «дипломатично» скрыл слова про то, «что можно, а чего нельзя в постели с вождём». Что такие слова могут быть не слухами, позволяют думать секретные сугубо личные воспоминания сестры Ленина М. И. Ульяновой о последствиях «телефонного конфликта»: «Сталин, — писала Ульянова, — вызвал её (Крупскую) к телефону и в довольно резкой форме, рассчитывая, видимо, что до В.И. это не дойдет, стал указывать ей, чтобы она не говорила с В.И. о делах, а то, мол, он ее в ЦКК потянет. Н.К. разговор взволновал чрезвычайно: она была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и пр…»
Вот это вот «каталась по полу» и наталкивает на мысль, что нечто похлеще, чем предупреждение об ответственности перед ЦКК, повергло Н.К. в столь трудно представляемое для 54-летней женщины состояние…
Однако документального подтверждения этих вызывающих сталинских слов до сих пор никто не обнародовал, хотя нельзя исключать, что такие документы действительно существуют! — НАД.)
Я не считаю, — продолжал дальше Сталин в своем неоднозначном объяснении Ленину, — чтобы в этих словах можно было усмотреть что-либо против или непозволительное, предприн. «против» Вас, ибо никаких других целей кроме цели быстрейшего В. выздоровления я не преследовал. Более того, я считал своим долгом смотреть за тем, чтобы режим проводился. Мои объяснения с Н.К. подтвердили, что ничего кроме чистых недоразумений не было тут, да и не могло быть.
Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения «отношений» я должен «взять назад» сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя «вина» и чего собственно от меня хотят. 7.III.23 г. И. Сталин».
Это письмо на трех страничках (27, 28, 29) из блокнота с оттиском на каждом листке («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Центральный комитет Р.К.П. [Большев.]. Москва. Секретарь Центрального Комитета И. В. Сталин») «генсек» оставил у себя, ибо, как нам известно от Володичевой, ответ Ленину он продиктовал и, скорее всего, на основании именно этих трех страничек.