Как уходили кумиры. Последние дни и часы народных любимцев
Шрифт:
Смерть 79-летнего режиссера наступила внезапно. В полдвенадцатого ночи 10 августа Ростоцкий ехал на автомобиле «ВАЗ-2104» со своей дачи под Выборгом, где он ежегодно отдыхал летом с женой, и где-то на полпути, на улице Гагарина, ему стало плохо. Он притормозил на обочине, а жена вызвала по мобильнику «Скорую помощь». На часах было 23.02. Врачи приехали оперативно – через три минуты. Однако сделать ничего не смогли и вызвали бригаду интенсивной терапии (БИТ). Но и те оказались бессильны – Ростоцкий скончался. По словам главврача Выборгской станции «Скорой помощи» Александра Койдана, Ростоцкого, скорее всего, можно было спасти, если бы у БИТ был дефибриллятор, который работает от бортовой сети автомобиля. Кстати, накануне открытия фестиваля Койдан говорил на оргкомитете, что бригады «Скорой» необходимо как следует подготовить и оснастить всем необходимым, в том числе и передвижным дефибриллятором.
Сын режиссера Андрей Ростоцкий вспоминал: «Мне позвонил Армен Медведев, художественный руководитель фестиваля художественного кино в Выборге. Мне боялись говорить, что случилось, поэтому просто сказали, что отцу очень плохо, и в субботу, 11 августа, прямо со съемок фильма „Дронго“, в котором я сейчас снимаюсь у Зиновия Ройзмана, я прилетел в Выборг…»
14 августа тело С. Ростоцкого поездом было доставлено в Москву. На следующий день в Доме кино состоялось прощание с режиссером. Вот как описывал происходящее в «Комсомольской правде» О. Перанов: «Уже в который раз за это лето в Доме кино звучит траурная музыка. У входа снова дежурит „Скорая“, ждут музыканты военного оркестра, в фойе второго этажа – почетный караул, венки, цветы. Страшное, печальное, трагическое повторение. Еременко, Соколова, Глузский, Кулиш… Теперь вот кинорежиссер Станислав Ростоцкий.
Плачут все: и стар, и млад. Еле сдерживает слезы Вячеслав Тихонов – близкий друг Станислава Иосифовича, актер, снявшийся в его фильмах: «Дело было в Пенькове», «Доживем до понедельника», «Белый Бим Черное ухо».
– Как с ним замечательно работалось! Вы даже представить себе не можете, – вспоминает он. – У нас каждый съемочный день был как праздник. Ростоцкий был остроумным человеком, постоянно находился в движении, никогда не успокаивался. И умер в движении, в машине, за рулем.
Здесь Тихонов плачет и, смущаясь, отводит глаза в сторону.
Никита Михалков считает, что «ушел последний из могикан».
– Мы, молодые кинематографисты, относились несколько пренебрежительно к корифеям. Дескать, мы внесем новенькое в кино. Но сейчас я вижу, что любят зрители, что хотят смотреть фильмы Ростоцкого.
Михалков пообещал всячески помогать вдове кинорежиссера Нине Меньшиковой и сыну Андрею.
Похоронили Станислава Иосифовича на Ваганьковском кладбище».
РУБЦОВ НИКОЛАЙ
РУБЦОВ НИКОЛАЙ (поэт; убит 19 января 1971 года на 36-м году жизни).
Со своей будущей убийцей, поэтессой Людмилой Дербиной, Рубцов познакомился за 9 лет до трагедии. 2 мая 1962 года они встретились в компании в стенах общежития Литературного института (их познакомила поэтесса Вера Бояринова). Однако тогда это было всего лишь мимолетное знакомство. Рубцов, носивший тогда пыльный берет и старенькое вытертое пальто, произвел на девушку отталкивающее впечатление. Но уже через четыре года, прочитав книгу его стихов «Звезда полей», Дербина внезапно почувствовала к поэту сильное влечение. К тому времени за ее плечами уже был опыт неудачного замужества, рождение дочери. Зная о том, что и Рубцов в личной жизни тоже не устроен, она вдруг решила познакомиться с ним поближе. 23 июня 1969 года она приехала в Вологду, и здесь вскоре начался их роман. Завершился он тем, что в августе того же года Дербина переехала с дочерью в деревню Троица, в двух километрах от Вологды, и устроилась на работу библиотекарем. Позднее она вспоминала:
«Я хотела сделать его жизнь более-менее человеческой… Хотела упорядочить его быт, внести хоть какой-то уют. Он был поэт, а спал как последний босяк. У него не было ни одной подушки, была одна прожженная простыня, прожженное рваное одеяло. У него не было белья, ел он прямо из кастрюли. Почти всю посуду, которую я привезла, он разбил. Купила я ему как-то куртку, замшевую, на „молнии“. Через месяц спрашиваю где? Он так спокойно: „А-а, подарил, понравилась тут одному“.
Все восхищались его стихами, а как человек он был никому не нужен. Его собратья по перу относились к нему снисходительно, даже с насмешкой, уж не говоря о том, что равнодушно. От этого мне еще более было его жаль. Он мне говорил иногда: «Люда, ты знай, что если между нами будет плохо, они все будут рады…»
Отношения Рубцова и Дербиной развивались неровно: они то расходились, то сходились вновь. Их как будто притягивала друг к другу какая-то невидимая сила. В январе 1971 года всем стало понятно, что это была за сила – темная, злая… «Я умру в крещенские морозы…», – напишет Рубцов в своей «Элегии». Как в воду смотрел…
5 января Дербина, после очередной ссоры,
Л. Дербина вспоминает: «Я замкнулась в себе, гордыня обуяла меня. Я отчужденно, с нарастающим раздражением смотрела на мечущегося Рубцова, слушала его крик, грохот, исходящий от него, и впервые ощущала в себе пустоту. Это была пустота рухнувших надежд.
Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть!
– Гадина! Что тебе Задумкин?! – кричал Рубцов. – Он всего лишь журналистик, а я поэт! Я поэт! Он уже давно пришел домой, спит со своей женой и о тебе не вспоминает!..
Рубцов допил из стакана остатки вина и швырнул стакан в стену над моей головой. Посыпались осколки на постель и вокруг. Я молча собрала их на совок, встряхнула постель, перевернула подушки…
Рубцова раздражало, что я никак не реагирую на его буйство. Он влепил мне несколько оплеух. Нет, я их ему не простила! Но по-прежнему презрительно молчала. Он все более накалялся. Не зная, как и чем вывести меня из себя, он взял спички и, зажигая их, стал бросать в меня. Я стояла и с ненавистью смотрела на него. Все во мне закипало, в теле поднимался гул, еще немного, и я кинулась бы на него! Но я с трудом выдержала это глумление и опять молча ушла на кухню…
Где-то в четвертом часу я попыталась его уложить спать. Ничего не получилось. Он вырывался, брыкался, пнул меня в грудь… Затем он подбежал ко мне, схватил за руки и потянул к себе в постель. Я вырвалась. Он снова, заламывая мне руки, толкал меня в постель. Я снова вырвалась и стала поспешно надевать чулки, собираясь убегать.
– Я уйду.
– Нет, ты не уйдешь! Ты хочешь меня оставить в унижении, чтобы надо мной все смеялись?! Прежде я раскрою тебе череп!
Он был страшен. Стремительно пробежал к окну, оттуда рванулся в ванную. Я слышала, как он шарит под ванной, ища молоток… Надо бежать! Но я не одета! Однако животный страх кинул меня к двери. Он увидел, мгновенно выпрямился. В одной руке он держал ком белья (взял его из-под ванны). Простыня вдруг развилась и покрыла Рубцова от подбородка до ступней. «Господи, мертвец!» – мелькнуло у меня в сознании. Одно мгновение, и Рубцов кинулся на меня, с силой толкнул обратно в комнату, роняя на пол белье. Теряя равновесие, я схватилась за него, и мы упали. Та страшная сила, которая долго копилась во мне, вдруг вырвалась, словно лава, ринулась, как обвал… Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила ее своей и сильно укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и указательным, стала теребить его за горло. Он крикнул мне: «Люда, прости! Люда, я люблю тебя!» Вероятно, он испугался меня, вернее, той страшной силы, которую сам у меня вызвал, и этот крик был попыткой остановить меня. Вдруг неизвестно отчего рухнул стол, на котором стояли иконы, прислоненные к стене. На них мы ни разу не перекрестились, о чем я сейчас горько сожалею. Все иконы рассыпались по полу вокруг нас. Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на живот. Отброшенная, я увидела его посиневшее лицо. Испугавшись, вскочила на ноги и остолбенела на месте. Он упал ничком, уткнувшись лицом в то самое белье, которое рассыпалось по полу при нашем падении. Я стояла над ним, приросшая к полу, пораженная шоком. Все это произошло в считаные секунды. Но я не могла еще подумать, что это конец. Теперь я знаю: мои пальцы парализовали сонные артерии, его толчок был агонией. Уткнувшись лицом в белье и не получая доступа воздуха, он задохнулся…