Как в кино не будет
Шрифт:
В один прекрасный день Вера вошла ко мне в комнату, держа руки за спиной.
– Угадай, что мне подарил наш великолепный Никита?
Я пожала плечами. Вера протянула мне на ладони небольшую новехонькую коробочку. А в ней были...
– Серьги Лидии Эдуардовны!
– ахнула я.
– Я так и думала. Иначе не взяла бы. А теперь мы проделаем маленький фокус...
И Вера быстро вынула у меня из ушей старенькие мамины еще сережки и вдела
– Тихо, не возникай!
– осадила она меня.
– Это не его, правда? Он их не покупал, он их просто спер. Теперь они мои, раз он мне их подарил. А я хочу подарить их тебе, вот и все. Пусть у тебя будет память о старухе. Она же тебя любила, да и ты ее тоже.
Я уже говорила, что спорить с Верой было бесполезно. А потом она жестоко подшутила над Никитой, безошибочно хлестнув по самому уязвимому месту: мужскому самолюбию, и ему уже было не до объяснений.
– Ну вот, - объявила незадолго до моего отъезда Вера, - практически весь дом уже отселен. Как только ты улетишь, перебираюсь в гостиницу и начинаю реконструкцию здесь. Твоя квартира будет на верхнем этаже, рядом с моей. Есть особые пожелания?
Я только махнула рукой. После того, как Вера заставила меня взять официально заверенный документ о том, что мною, Региной Степановной Белосельской, передана Вере Сергеевой-Метс внушительная сумма в долларах для вложения в дело, мне уже желать было нечего. Сокровище старого присяжного поверенного Лоскутова, которого я в глаза не видела, позволило мне перестать терзаться мыслью о том, что меня кто-то будет содержать из милости до конца моих дней. И это ощущение независимости, пожалуй, значило для меня больше, чем изменения в моей внешности или даже перспектива стать полноценным человеком.
– А Никиту ты куда определила?
– поинтересовалась я.
– Он получил однокомнатную квартиру... Нет, я гуманнее, чем ты думала: не в Бутово и не в Митино. Здесь, в центре, только вне Садового кольца. На другой его стороне и в обычной девятиэтажной башне. И думала я при этом не о нем, а о тебе.
– Обо мне?
– Да-да, именно о тебе. Знаю, что ты будешь переживать за своего возлюбленного.
– О ком ты?
– фальшиво спросила я. Мне и так было ясно - о ком.
– Конечно, о твоем прекрасном Славе. Тем более, что я к нему никаких претензий не имею. Так вот, чтобы ему не приходилось мотаться к своему закадычному другу на другой конец Москвы... Нет, не делай вид, что тебе это безразлично. Ты же влюблена в Славу, это только слепой не увидит.
"И он сам", -
Я не видела Москву двадцать лет, и по дороге в аэропорт смотрела из машины на улицы родного города с любопытством иностранки. Было вполне вероятно, что больше я их никогда не увижу. И от этого, разумеется, было грустно, но я помнила про подведенные ресницы и плакать воздержалась.
Таможню прошли мгновенно: у меня был один чемодан и дорожная сумка. Икону Лидии Эдуардовны я оставила Вере - на сохранение. Пусть она ждет меня дома, ведь если я поправлюсь, я вернусь, я непременно вернусь в свой дом в Чистом переулке под защиту Николая-угодника.
Вера поцеловала меня на прощание, и через несколько минут я уже была за границей, куда провожающих не пускали. Самолета я не боялась, хотя летела первый раз в жизни. Пересилило любопытство или я была просто взвинчена до предела, так что для других эмоций у меня уже не было сил.
Два часа спустя, когда мои соседи по креслам мирно дремали, я вспомнила наше со Славой прощание. Оно было не слишком долгим, но... Но оно дало мне силы улететь и попытаться начать жить заново.
– Скажи мне, - попросила я, - а если я вылечусь и вернусь сюда, мы будем с тобой иногда видеться?
– Конечно, будем, малыш. И видеться будем, и в театры ходить.
– А может быть, ты в меня тогда влюбишься? И у нас будет настоящий роман, как в кино?
– Как в кино не будет. У нас с тобой будет роман, как в жизни, настоящий. И я буду любить тебя вечно... пока не надоем.
– Нет, - решительно сказал я, приняв его тон и его условия игры. Если уж у нас будет настоящий роман, то пусть все будет по-настоящему. Сначала бурная страсть, потом я начну устраивать тебе сцены ревности, и ты меня бросишь. Все, как в жизни.
– Малыш, ты прелесть, - засмеялся Слава, - я все сделаю так, как ты захочешь. Только вылечись.
И он опять поцеловал мня в лоб, как ребенка, а потом - в губы. И, уже стоя в дверях, сказал:
– Только вылечись. И возвращайся.
Он уже не смеялся.
"Я вылечусь и вернусь, - подумала я, глядя в иллюминатор на белоснежные облака внизу.
– И даже если у нас с тобой не будет вообще никакого романа, я знаю, мы будем видеться, а я буду тебя любить. В конце концов у судьбы не бывает блатных вариантов. А я вылечусь и вернусь - к тебе".
Конец