Как влюбиться без памяти
Шрифт:
— Что это было? — спросила я, когда толпа начала потихоньку расходиться и мы медленно шли к машине, на ходу принимая соболезнования. Общего семейного лимузина не было, Адам с Лавинией не собирались ехать вместе. Лавиния, как старшая в семье, занимала первую машину в кортеже вместе с Морисом и детьми. Молчаливый по обыкновению Пат вез нас с Адамом в машине его отца, которая теперь перешла к нему. Впрочем, Лавиния уже объявила, что намерена это оспорить.
— Сожалею, что так вышло, но я не мог отделаться от одной странной мысли, — ответил Адам. Он снова ухмыльнулся, его просто распирало от смеха. — Я не стану изображать, будто напрочь убит горем, Кристина. Разумеется, мне грустно от того, что отец умер. Это печальное событие, и сегодня печальный
Меня удивила эта демонстрация силы.
— Ну а что тебя так развеселило, когда твоего отца опускали в могилу?
Он поджал губу, потряс головой, и по лицу его снова пробежала улыбка.
— Я пытался вспомнить его. Вспомнить что-нибудь трогательное, какой-то момент, когда мы с ним были едины. Это сильное переживание, когда твоего отца предают земле, и я хотел ощутить утрату, хотел почтить его память… Я подумал, что это поможет мне запечатлеть этот миг, что так будет правильно. — Он рассмеялся. — Но все, что пришло мне в голову — как мы с ним виделись в последний раз. Последний мой с ним разговор в больнице.
— Да, я его помню. Я же была там.
— Нет, тогда тебя уже не было. После того как меня отпустили охранники и все вышли из палаты, мы с ним поговорили. Я хотел убедиться, что он понимает — я не делал того, в чем меня обвинил Найджел. Мне было важно, чтобы он это знал.
Я кивнула.
Адам улыбнулся.
— Он мне не поверил. И еще он сказал… — Его опять разобрал смех, такой заразительный, что я тоже рассмеялась. — Он сказал: «Мне не нравится эта сучка. Вообще. Ничуточки». — Адам буквально захлебывался от хохота. — А потом я ушел, — давясь, из последних сил договорил он.
Я перестала смеяться, мне уже было не смешно.
— О ком он говорил?
Адам замер на секунду, глотнул воздуху и, перед тем как зайтись в спазматических всхлипах смеха, в истерике выдохнул:
— О тебе.
Я пыталась найти в этом что-то забавное, но не могла, и чем дольше я молчала, тем сильнее он хохотал. Пату пришлось кружить неподалеку от дома минут десять, чтобы Адам наконец успокоился, поскольку в таком состоянии нельзя было появляться на людях. Впрочем, глаза у него стали совершенно красные, что могло быть воспринято как проявление сыновнего горя.
— Все же я не понимаю, что ты в этом нашел такого забавного, — сказала я, когда мы поднимались по ступенькам парадного крыльца.
Внутри стоял гул голосов — кажется, здесь собрались все обитатели Северного Типперэри и большая часть Дублина. Был и помощник премьер-министра, папа не ошибся насчет связей семьи Бэзилов.
Адам остановился на крыльце и посмотрел на меня так, что у меня заныло в животе. У него был такой вид, словно он собирается сказать что-то очень важное, но тут дверь распахнулась и на крыльцо выбежала взволнованная Морин.
— Адам, там в гостиной полиция.
Адам как-то сказал, что в детстве он прозвал эту комнату «местом дурных вестей». Здесь его матери сказали, что у нее рак, здесь же она умерла, а сегодня, пока приглашенные толпились в холле, в этой комнате полицейские объявили мужу Лавинии Морису Мерфи, что он арестован. После чего его препроводили в полицейскую машину и увезли на допрос. А спустя некоторое время семья узнала, что он обвиняется в краже и мошенничестве общей суммой на пятнадцать миллионов евро. Еще пять миллионов в деле не фигурировали, ибо мистер Бэзил не стал предъявлять иск, а теперь был мертв и похоронен, упокоившись навсегда.
Глава XXII
Как разрешить споры о наследстве: несколько простых способов
— Я не понимаю, почему она должна быть здесь, — сказала Лавиния, вытянув шею и высоко вздернув подбородок, как будто невидимый штырь внутри ее мешал ей принять нормальную человеческую
Я нервно поерзала на кожаном диване — по-моему, Лавиния была совершенно права. Мне и самой было непонятно, почему я там находилась. Мое присутствие на таком сугубо семейном мероприятии как оглашение завещания Дика Бэзила было неуместно, но Адам настаивал, и я пришла сама не зная зачем. Может, он боялся, что ощутит непреодолимое желание выброситься из окна или вскрыть себе вены ножом для писем, или расколотить что-нибудь кочергой XVIII века — если ему вдруг не понравится то, что прочтет нотариус. Впрочем, я уже не знала, что именно он бы хотел услышать, и сомневалась, знает ли он это сам. До недавнего времени мне казалось, что худшим для себя вариантом Адам считает назначение генеральным директором компании, а потому старалась сделать все, чтоб избавить его от этой должности. Но как только на горизонте возникла Лавиния, он неожиданно заявил, что готов принять новые обязанности. И теперь его больше всего тревожило, как бы она не заполучила компанию. Создавалось впечатление, что стоило ей заявить свои права, как он тут же понял — ему не все равно. Речь шла не только о проснувшемся чувстве долга, об осознании своей ответственности, нет, это таилось где-то в самой глубине его души. Он Бэзил, Бэзил до мозга костей. Ему нужно было почти потерять все, чтобы наконец это до него дошло.
— Мне лучше уйти, — прошептала я Адаму.
— Ты останешься, — во всеуслышание заявил он железным тоном. Все обернулись в нашу сторону.
Мы с Адамом занимали один кожаный диван, на другом сидели Лавиния и Морис — буквально час назад адвокатам удалось освободить его под залог. Казалось, он находится на грани сердечного приступа: глаза красные, щеки ввалились и пошли пятнами.
Всеобщая нервозность объяснялась тем, что если до появления Лавинии должность главы компании безусловно отходила к Адаму, то теперь она как старшая могла на нее претендовать, и к тому же никто не знал, не подстраховалась ли она каким-то образом, пока их отец был при смерти. В общем, Адам хотел заполучить этот пост, а Лавиния и того больше.
Адвокат Артур Мей прочистил горло. Выглядел он в свои семьдесят лет весьма импозантно: седой, длинные вьющиеся волосы смазаны гелем и аккуратно зачесаны назад, заядлая мушкетерская бородка решительно выпячена вперед. Они с Диком Бэзилом учились в одной школе, и Артур Мей был одним из немногих, кому тот полностью доверял. Он помедлил, обвел собравшихся взглядом, удостоверяясь, что все внимательно слушают, и начал читать завещание — внятным, чуть скрипучим, властным голосом человека, с которым не приходится спорить. Когда он дошел до того места, где в соответствии с волей мистера Ричарда Бэзила и во исполнение завещания Бартоломью Бэзила Адам Ричард Бэзил назначался генеральным директором компании со всеми необходимыми полномочиями, Лавиния вскочила с дивана и пронзительно завизжала. Нельзя было разобрать, что именно она вопит, это был безумный вой баньши, [10] как будто ведьму приговорили к сожжению и поволокли на костер.
10
Баньши — в ирландской мифологии феи, духи, которые душераздирающим воем предвещают скорую смерть.
— Это невозможно! — наконец выпалила она хоть что-то вразумительное. — Артур, как это могло случиться?! — Она нацелила обвиняющий перст на Адама. — Ты его обманул! Ты одурачил умирающего старика!
— Нет, Лавиния, это как раз ты пыталась его обмануть, — холодно отчеканил Адам.
Он был абсолютно спокоен. Трудно поверить, что этот решительный, исполненный уверенности человек совсем недавно намеревался прыгнуть с моста, чтобы покончить с собой.
— Тут замешана эта сучка!
Теперь она тыкала острым наманикюренным пальцем в меня. От неожиданности у меня бешено заколотилось сердце. Не хватало только оказаться в центре семейной склоки.