Как во сне
Шрифт:
В дверь позвонили.
– Кого-то ждешь?
– Кого я могу ждать? Курьер, наверное.
– Откуда мне знать, у тебя вон сколько ухажеров.
– Вы издеваетесь, я сейчас не пойму?
– Чего? – хлопнул глазами Калоев. – Ты у меня красотка.
Отчего-то от этого его «у меня» что-то внутри сжалось. Наверное, любой женщине приятно, когда тебя вот так… одним словом присваивает мужчина, особенно когда он такой.
– Скажете тоже, – смутилась. И чего, спрашивается? Сама же ждала, что он заметит, как я принарядилась. Уж не в том ли дело, что наедине комплименты неизбежно воспринимались
– Мойте руки. Ванная прямо по коридору, – распорядилась я, перед тем как открыть дверь курьеру.
Пока я выкладывала еду из контейнеров, Эльбрус плескался в ванной. А выйдя, тяжело опустился на стул.
– Выпить есть?
– Вино только. Вам разве не хватит?
– Не хватит. Тащи давай. А почему только один стакан? Составь мне компанию, что ли.
Пожав плечами, я послушно выставила на стол второй бокал. Немного расслабиться мне точно не помешает. Странный день. Еще более странный вечер. Ощущение дикой несправедливости разрывало грудную клетку. Не могу, когда ее чувствовала. Просто такая, блин, злость охватывала! Вот чем они это заслужили? Все же честь по чести у них. Калоев даже в церковь ходит, я знаю. Почитает старших, помогает обездоленным детям – сколько благотворительных турниров мы устраивали – я уже со счета сбилась, вот правда. Не гуляет, не пьет… В этот момент Эльбрус опрокинул в себя вино, и я сделала поправку – обычно. Не курит. Жену любит всем сердцем. Действительно, по-честному проходит с ней за руку через все испытания. Сначала бездетностью (я и не знала, что у них все так сложно), а потом и болезнью. Ну, вот за что ему это? А ей?
С психа комкаю салфетку и забрасываю, по меркам кухни, трехочковый. Калоев не без уважения кивает.
– А че ты, говоришь, из спорта ушла?
– Травма голеностопа.
– Я видел твои игры. Ни черта не секу в баскетболе, дурацкий вид спорта, но ты выделялась.
– Это почему еще баскетбол дурацкий? – возмутилась я, махом осушая бокал.
– Ну а что – нет? Десять двухметровых лосей бегают за одним мячиком.
– Еще эти самые лоси забрасывают мяч в корзину.
– Тоже мне проблема.
– Да? Ну че. Давай… – с психом пододвинула к Эльбрусу салфетницу. Он, высокомерно вздернув бровь, демонстративно скомкал бумажку и зашвырнул в сторону мусорного ведра.
– Мимо. И заметь, тебе никто не мешал.
Это был вызов! Но поняла я это, лишь когда глаза Калоева загорелись сумасшедшим азартом. А дальше… Дальше в мусорку полетело все, что попадалось под руку. Я засмеялась. Он с переменным результатом делал бросок за броском.
– Учись, мальчик, пока я жива.
Я встала и, театрально откланявшись, четким броском забросила в импровизированную корзину яблоко. Попала! Калоев еще больше завелся. Мы пили, пьяно хохотали, а когда снаряды заканчивались, возвращали их из мусорного ведра. Если я хотела его отвлечь, то у меня это получилось.
– Десять – семь. Ты опять продул.
– Я требую сатисфакции!
– У тебя было шесть попыток! – пьяно хихикнула я. – Скажи спасибо, что мы играли не на желание.
– Кто сейчас играет на желание, Уль, ты что?
– Нет? А на что тогда?
– На раздевание, конечно.
Не знаю почему, но мне это замечание показалось ужасно
– Спасибо тебе.
– За что?
– За этот вечер. Я… – Калоев прокашлялся. – Не помню, когда в последний раз чувствовал себя так беззаботно.
У меня перехватило дыхание – настолько сильное на меня произвели впечатление его слова.
– А раз все так, как ты говоришь, почему у тебя тогда такая кислая физиономия? – попыталась свести все к шутке, но Эльбрус как будто не понял моего намерения. Или просто не захотел принять предложенных правил игры.
– Мне стыдно за то, что я могу испытывать какие-то позитивные чувства, когда моей жене так плохо.
Блин, он же, сто пудов, пожалеет об этой откровенности! Вот сто пудов. И как мне быть? Что говорить? Как его поддерживать?
– Это неправильно.
– Я знаю, – вздохнул и, резко меняя тему, вдруг предложил: – Может, кино какое-то глянем? Я сто лет не был в кинотеатре. Все новинки – мимо.
– Давай.
Диван в гостиной я никогда не складывала, потому что любила на нем поваляться. Странным было лежать на этом самом диване с кем-то. Пусть даже этот кто-то вряд ли бы посягнул на мою честь.
Решив не тратить времени на долгие поиски фильма, включили первый попавшийся. Но тот был таким скучным, что я уснула еще, кажется, на заглавных титрах.
Уснула, да... И снился мне сладкий сон. Кто-то целовал мой затылок, плечи… Задирал футболку, касался изнывающей груди, скользнул горячими сухими ладонями под широкие шорты.
Я не знаю, что сказать в свое оправдание. Я вообще не уверена, что должна оправдываться. Но, наверное, все дело в том, что мне довольно часто снились сны такого эм… содержания. И очень-очень долго, может быть, непозволительно долго я действительно не понимала, что эти руки и эти губы – вовсе не сон, а оглушающая своей чувственностью реальность.
Он был большим. В том полусне я поняла, что именно о таком партнере я всегда и мечтала. Потому что даже большие девочки вроде меня хотят порой почувствовать себя под защитой еще большей силы. И я растворялась в ней. Я подчинялась каждому его движению. Я выгибалась, ластилась как мартовская кошка, подставляясь под его ласки. И шептала:
– Еще, сильней… Пожалуйста.
И когда его пальцы грубо выкрутили соски, я едва не заплакала. Потому что да, мне это именно вот так было нужно. Чтоб саднило, чтобы по огненной ниточке, соединяющей вершинки груди с клитором, вместе с удовольствием текла боль. Такая нестерпимо-сладкая, что я стонала.
Я потом часто думала о том, когда же я, наконец, проснулась. Когда проснулся он?! Может быть, в момент, когда Эльбрус перевернул меня на живот и потянул бедра вверх, подстраиваясь? Нет, нет… Тогда я все-таки еще мало соображала. Меня разбудила боль. Невыносимая. Острая. Режущая. Будто меня посадили на кол. Впрочем, где-то ведь так и было.
Со мной случился шок такой силы, что я не смогла даже закричать. Кажется, Эльбрус что-то шептал мне на ухо, но я не разбирала слов и потому не была уверена, что он понимал, кому их адресует.