Как возникло человечество
Шрифт:
„Наиболее замечательной особенностью людей из пещер горы Кармел, — пишет Я.Я.Рогинский (Рогинский и Левин, 1955, с.252), — было сочетание в их строении нескольких резко выраженных основных неандертальских черт со множеством признаков человека современного типа. Палестинские неандертальцы, таким образом, заслуживают этого наименования лишь с некоторой оговоркой, так как точнее их следовало бы определять как формы, во многом промежуточные между неандертальцами и современными людьми". Ответ на вопрос, между неандертальцами какого типа и современными людьми представляют собой промежуточные формы кармелские палеоантропы, дает палеоантропологический материал.
Близость к западноевропейским неандертальцам типа Шапелль обнаруживают не только люди из Табун, которые, как указывалось, возможно, являются локальным вариантом поздних
66
Взгляды Ф Вейденрейха на место классических неандертальцев в человеческой эволюции довольно противоречивы С одной стороны, Oil рассматривает классических неандертальцев не как боковую ветвь, а как фазу в развитии палеоантропов (Weidenreich, 1947а, р. 148), решительно подчеркивая, что „нет разумных оснований исключать европейских неандертальцев из эволюционных линий", что ни в коем случае „не может исключаться возможность их продвижения к Homo sapiens" (1943а, р. 133–134). С другой стороны, он не решается прямо признать европейских классических неандертальцев предками позднепалеолитического населения Европы (1943а, р 133–134) Сходные позиции занимает ГВсйперт (Weincrt. 1955, 1957).
К такому же выводу пришел и Кобберт (Cobbert, 1949, р. 143). На близость кармелцев к классическим неандертальцам указывал У.Ле Гро Кларк (Clark Le Gros, 1955, p.69), рассматривавший их как формы, переходные между нрему-стьерским Homo sapiens и типичными неандертальцами, а также М.Ф.Нестурх (1937, с.64).
Т.Мак Коун и А.Кизс, рассматривая вопрос об отношении кармелцев и западноевропейских неандертальцев классического типа, подчеркивают различие между первыми и вторыми. И в то же время они не могут не отметить того поразившего их факта, что „через всю анатомическую структуру людей из пещер горы Кармел проглядывает подоснова из черт, связывающих их с классическими неандертальцами" (1939, p. 16). Все сапиентные черты, пишут они в другом месте (р.322), кажутся выросшими на этом архаическом фундаменте. Я.Я.Рогинский (Рогинский и Левин, 1955, с.255) приводит целый ряд интересных данных, которые, как он сам указывает, позволяют прийти к выводу, что кармел-ским палеоантропам предшествовали люди с еще более резко выраженными неандертальскими особенностями. Но людьми с еще более резко выраженными неандертальскими особенностями, чем, скажем, Схул VI и X, могли быть только настоящие классические неандертальцы.
Если рассматривать Тешик-Таш не как локальный вариант классических неандертальцев, а как форму, переходную к неоантропу, то его ближайших предков также нельзя представить себе иначе, кроме как в облике типичных неандертальцев типа Шапелль.
Важно отметить существование у Схул VI и Тешик-Таш тавродонтизма (Мс Kown and Keith, 1939, p. 197, 207; Гре-мяцкий, 1949, с. 179). Как известно, наличие у классических неандертальцев тавродонтизма рассматривается многими антропологами как признак крайней специализации, исключающей возможность видеть в них предков современного человека (Гремяцкий, 1948; Рогинский, 1949; Vallois, 1954 и др.). Наличие тавродонтизма у форм, признаваемых почти всеми советскими антропологами предками неоантропов, снимает это возражение.
В пользу положения, что именно классические неандертальцы, а не какие-либо другие являются предками позднейших палеоантропов и тем самым неоантропов, говорит не только морфологический облик неандертальцев типа Схул, но и особенности морфологии человека современного физического типа. Превращение поздних палеоантропов в позднейших и затем в неоантропов немыслимо без утери специализированных признаков и возвращения утраченных сапиентных особенностей. Последнее же невозможно без „помолодения" организма. Если классические палеоантропы были предками Homo sapiens, то морфологический облик современного человека обязательно должен носить следы „помолодения". И такие следы действительно обнаруживаются. Современный человек в известной степени отличается от своих предков чертами педоморфизма. На абсолютизации такого рода особенностей построена теория фетилизации Л.Болька. Но если сама теория Л.Болька несостоятельна, то факты, которые легли в ее основу, действительно имеют место. Сохранение некоторых эмбриональных и инфантильных особенностей в строении Homo sapiens не подлежит сомнению (П.Иванов, 1928; Я.Рогинский, 1933; Холден, 1935; Гексли, 1937; De Beer, 1948; Нестурх, 1958; Montagy, 1955; Debetz, 1961) [67] . В пользу признания палеоантропов типа Шапелль предками Homo sapiens говорит
67
В связи с этим возникает вопрос, не обусловлено ли наличие довольно значительного числа сапиентных черт у Тешик-Таш и ребенка из Шанидар молодым возрастом этих индивидов В пользу такого предположения говорит тот факт, что у ребенка из Шанидар, возраст которого определен в 64000 лет, обнаруживается большее число сапиентных черт, чем у значительно более поздних Шапидар I и III (Solecki, 1960). Возможно, что возрастом объясняется наличие черт, сближающих с современным человеком, и у ребенка из Пене де л'Азе (Урысон, 1959).
С выявлением того факта, что данные морфологии не только не находятся в противоречии с признанием классических неандертальцев предками неоантропа, но, наоборот, его подтверждают, противники этого положения все в большей и большей степени стали ссылаться на данные палеонтологии и стратиграфии. В частности, У.Ле Гро Кларк, признавая, что с чисто морфологической точки зрения не может быть возражений против взгляда на классических неандертальцев как на предков современного человека, в то же время заявил, что такое допущение находится в противоречии с палеонтологической последовательностью. Однако это утверждение не соответствует действительности.
Как уже указывалось, классические неандертальцы жили в Вюрме 1, т. е. в эпоху, предшествовавшую появлению людей современного физического типа. Причем важно отметить, что нет данных, которые свидетельствовали бы о существовании в это время палеоантропов, сколько-нибудь существенно отличных от западноевропейских неандертальцев типа Шапелль. Все неандертальцы, жившие в этот период, являются специализированными. Все известные находки неспециализированных неандертальских форм либо датируются миндель-риссом, риссом, рисс-вюрмом и относятся к группе ранних палеоантропов, либо датируются первым интерстадиалом вюрма и относятся к позднейшим палеоантропам. Эти данные полностью подтверждают сделанный нами выше вывод о том, что в развитии палеоантропов не могло быть и не было двух ветвей — „консервативной" и „прогрессивной".
Полностью в пользу признания классических неандертальцев предками современного человека свидетельствуют данные археологии. Как отмечалось, все палеоантропы типа Шапелль были связаны с позднемустьерской индустрией, являющейся связующим звеном между поздним ашелем — ранним мустье, с одной стороны, и финальным мустье — с другой. Но археология располагает и прямыми доказательствами того, что палеоантропы типа Шапелль трансформировались в неоантропов.
Как совершенно справедливо указывал Г.Ф.Дебец (1950), если исходить из предположения, что в одной области люди позднего палеолита являются потомками предшествовавших им неандертальцев, а в другой области не являются, то следует ожидать, что характер перехода от раннего палеолита к позднему в этих областях будет различным. В первом случае между мустьерской и позднепалеолитической культурами должна существовать глубокая преемственность, во втором — такая связь должна отсутствовать. В частности, если согласиться с тем, что развитие классических неандертальцев Западной Европы не завершилось возникновением неоантропа, что позднепалеолитическая индустрия на этой территории не возникла из предшествовавшей мустьерской, а была привнесена пришедшими извне людьми современного физического типа, то следует ожидать отсутствия следов превращения мустьерской техники в позднепалеолитическую, отсутствия стоянок, относящихся к финальному мустье, — эпохе перехода от раннего палеолита к позднему.
Однако археологический материал опровергает такое предположение. Во Франции давно уже известны стоянки (Абри Оди, Лa Верриер и др.), кремневый инвентарь которых, сохраняя особенности, присущие инвентарю западноевропейских позднемустьерских стоянок, обнаруживает в то же время черты позднепалеолитической техники (Hrdlicka, 1929, р. 604; Бонч-Осмоловский, 1928, с. 182; 1930; Ефименко, 1953, с.261, 323). Подобного же рода инвентарь встречается и в гротах Испании. К этому можно добавить, что широкое распространение на территории Западной Европы имеют позднепалеолитические стоянки (Шаттельперрон, Орэ, Гаргас, Рош-о-Лу, Жермолль, навес в Комб-Капелль и др.), в инвентаре которых новые виды орудий сочетаются с пережиточно сохраняющимися мустьерскими формами (Ефименко, 1953, с. 261, 332 и сл.; Vallois, 1954, р.117–118).
Известны и такие памятники, как Фестон и Истюриц, в позднемустьерских слоях которых отмечено постепенное появление позднепалеолитических орудий, а в гюзднепалео-литических — длительное бытование мустьерских (Григорьев, 1963).
Убедительные доказательства существования глубокой преемственной связи между мустье и поздним палеолитом Франции приведены были в последнее время в работах Ф.Борда (Bordes, 1960, 1961). На основании приведенных им многочисленных фактов последний пришел к выводу, что классические неандертальцы являются предками позднепалеолитического населения Западной Европы (1961, р. 810).