Как все было, когда не стало прошлого
Шрифт:
***
Нат Холдерсен проснулся в то утро полным радости и растерянности, чувствуя, что он как-то странно и прекрасно изменился. В мозгу его что-то билось, но это не была боль. Ему казалось, что с его плеч снята гнетущая ноша, что рука смертельного недуга отпустила свою хватку.
Он спрыгнул с постели, полный вопросов:
– Где я? Что это? Почему я не дома? Где мои книги? Отчего я так счастлив?
Помещение походило на больничную палату.
На мозг словно набросили вуаль. Он мысленно приподнял ее и начал вспоминать, что он обратился в... во Флетчеровский Мемориал... в прошлом августе... нет, в позапрошлом в связи с сильным нервным
Он никогда не чувствовал себя более счастливым, чем в тот момент.
На глаза ему попалось зеркало. В нем отражалась верхняя половина Натаниеля Халдерсена, доктора философии. Нат улыбнулся отражению. Высокий, жилистый, носатый человек с густыми соломенными волосами н наивными голубыми глазами улыбнулся в ответ. Отлично сложенное тело. Он расстегнул пижаму. Бледная, лишенная волос грудь; выступающие на плечах эполеты костей.
Я долго болел, подумал Халдерсен. Теперь пора и честь знать. Студенты, наверное, заждались. Хватит валяться. Где одежда?
– Сестра! Доктор!
– он трижды нажал кнопку вызова.
– Эй! Кто-нибудь!
Никого. Странно. Всегда приходили. Халдерсен пожал плечами и вышел в холл. В дальнем конце он увидел трех санитаров. Они шептались о чем-то, низко склонившись голова к голове. На него они не обратили внимания. Мимо проскользнул робот, неся подносы с завтраком. В то же мгновение по холлу промчался молодой врач. Он даже не остановился, когда Халдерсен окликнул его. Халдерсен раздраженно хмыкнул, вернулся в палату и занялся поисками одежды. Он не нашел ничего, кроме тощей пачки журналов, валяющейся на полу маленькой кладовки. Он еще трижды нажал кнопку. Наконец, в комнату вошел робот.
– Мне очень жаль, - сказал он, - но, персонал больницы сейчас занят. Чем могу служить, доктор Халдерсен?
– Мне нужна одежда. Я ухожу домой.
– Мне очень жаль, но записи о вашей выписке нет. Без распоряжения доктора Брайса, доктора Рейнольдса или доктора Камакуры я не могу вас отпустить.
Халдерсен вздохнул. Он уже знал, что робота не переспоришь.
– Где сейчас эти три джентльмена?
– Они заняты, сэр. Вы, возможно, знаете, что в городе утром сложилась критическая ситуация. Доктор Брайс и доктор Камакура помогают создать комитет общественного спасения. Доктор Рейнольдс сегодня на работе не отмечался, и мы никак не можем его отыскать. Видимо, что он стал жертвой сегодняшнего происшествия.
– _Какого_ происшествия?
– Потери памяти большой частью населения, - ответил робот.
– Эпидемия амнезии?
– Это одно из объяснений происшедшего.
– Как могла...
– Халдерсен замолк. Теперь ему стала понятна причина собственной радости. Только вчера днем он обсуждал с Тимом Брайсом возможность применения амнезификатора для его излечения, и Брайс сказал...
Халдерсен больше не помнил причины своей болезни.
– Минутку, - остановил он направившегося к выходу робота.
– Мне нужна информация. Почему я оказался здесь?
– Вас мучили неприкаянность и бездеятельность, первопричиной которых, по мнению доктора Брейса, была личная потеря.
– Потеря чего?
– Вашей семьи, доктор Халдерсен.
– Ну да. Все правильно. Я припоминаю... У меня была жена и двое детей. Эмили. И маленькая девочка... Маргарет, Элизабет, что-то в этом роде. И мальчик по имени Джон. Что же с ними случилось?
– Они были пассажирами межконтинентального воздушного лайнера 5-го сентября, рейс сто три - Копенгаген-Сан-Франциско.
Халдерсен выслушал все это совершенно спокойно, словно ему рассказывали про убийство Юлия Цезаря.
– А где в это время был я?
– В Копенгагене, - ответил робот.
– Вы собирались вернуться в Сан-Франциско вместе с семьей, однако согласно вашему личному делу, хранящемуся в больнице, вы вступили в чувственную связь с женщиной по имени Мари Расмуссен, встреченной вами в Копенгагене, и вернулись в отель, когда ехать в аэропорт было уже поздно. Ваша жена, видимо, осведомленная о причине вашей задержки, решила не дожидаться вас. Последующая смерть ее и ваших детей привела к появлению у вас сильнейшего чувства вины, так как вы считали себя ответственным за все происшедшее.
– Такую позицию я и _должен_ был занять, - сказал Халдерсен. Преступление и наказание. Моя вина, моя огромная вина. Я всегда слишком болезненно относился к греху, даже когда грешил сам. Из меня вышел бы отличный ветхозаветный пророк.
– Желаете выслушать дальше, сэр?
– А что там дальше?
– В архиве есть доклад доктора Брайса, озаглавленный: "Комплекс Иова". Изучение гипертрофированного чувства вины.
– От этого меня избавь, - сказал Халдерсен.
– Можешь идти.
Он остался в одиночестве.
"Комплекс Иова?
– подумал он.
– Не слишком-то подходит, а? Иов не был грешником, и все же постоянно подвергался наказанию. Порой просто из-за прихоти Всемогущего. Я бы сказал, что мое с ним отождествление носит несколько поверхностный характер. Тут скорее Каин: "И воззвал Каин к Господу: "Наказание мое больше, чем я могу вынести" [Ветхий Завет. Книга Бытие, гл. 4, ст. 13.]. Каин был грешником. В моем же случае согрешил я, а Эмили умерла за это. Когда? Одиннадцать, пятнадцать лет назад? Теперь я не знаю об этом ничего, кроме того, что только что сказал мне робот. Я бы определил это как искупление забвением. Я искупил свой грех и отныне свободен. Мне больше незачем здесь оставаться. Врата узки и извилист путь, в жизнь ведущий, и мало число тех, кто его отыщет. Мне надо идти. Может быть, я чем-то смогу помочь другим".
Он завязал пояс купального халата, напился воды и вышел из палаты. Никто его не остановил. Лифт, похоже, не работал, но он отыскал лестницу и спустился по ней, хотя его отвыкшие от движения суставы чуть ли не скрипели. Ему год, если не больше, не приходилось ходить далеко. На первом этаже царил хаос: повсюду сновали возбужденные доктора, санитары, пациенты, роботы. Роботы вовсю старались успокоить людей и вернуть каждого на свое место.
– Разрешите, - решительно и спокойно повторял Халдерсен, прокладывая себе путь.
– Разрешите. Разрешите, - он вышел, так никем и не задержанный, через центральный вход. Воздух был свеж, словно молодое вино. Халдерсен чуть не заплакал, когда он защекотал его ноздри. Он был свободен. Искупление забвением. Происшествие в небе Арктики больше не занимало его мысли. Он глядел на него со стороны, словно это случилось с семьей кого-то другого и очень давно. Халдерсен бодро зашагал по Ван Несс, чувствуя, как былая сила возвращается ногам с каждым шагом. Вдруг из двери выскочила безудержно рыдающая молодая женщина и с размаху налетела на него. Он подхватил ее и не дал ей упасть, удивляясь неизвестно откуда взявшейся у него силе. Она задрожала и прижалась к его груди.