Как выжить и победить в Афгане. Боевой опыт Спецназа ГРУ
Шрифт:
– Вы для чего сюда поставлены, прапорщик? – между глотками начал рассуждать подполковник. – Если вы заявляете, что в этой камере находится Зубов, а его нет, то как мне вас понимать? – Начальник караула и хлопающий глазами над его головой Вася отвечать, естественно, не могли. А комбат загадочным беззлобно-ворчливым голосом продолжал: – Если перед вами отбывающий наказание офицер, вы обязаны его содержать в строгости и никуда не выпускать. А если вы знали, что офицер Зубов ни в чем не виноват, создали для него комфортные условия, да еще и самовольно
Намек подполковника дошел до Зубова. Радостная волна надежды подбросила его и скинула комбата.
– Ба! – закричал подполковник. – Зубов действительно здесь! А то думаю, куда наш герой запропастился?
Слово «герой» еще больше вселило в Зубова уверенности, что комбат пришел не зря, что обвинения будут сняты, но он все же сдерживал себя в напряженном недоверии.
– Идите-ка, ребята, по своим делам, – махнул комбат в сторону повеселевших караульщиков. – А ты вставай, поговорим.
– Чего говорить! Читайте приговор.
– Приговор так приговор! Вот твой партбилет, удостоверение. Ты был прав, провокатора подсунули… Давай забудем, что наговорили в сердцах. Да и некогда сейчас. Твоя рота переходит под командование опергруппы армии. Под Хостом дорогу через перевал надо пробивать. На тебя – личный приказ. Один день на сборы, послезавтра выходишь.
Выслушивал комбата Зубов уже с застегнутым воротничком, вытянувшись по-уставному. По увлажненным его глазам комбат понял, что прощен, что извинений формальных не требуется, и крепким мужским рукопожатием инцидент был исчерпан.
Не позволявший ни на миллиметр сократить дистанцию между ним и подчиненным, сегодня комбат был неузнаваем, непривычно размягчен. Уже одно «сидение» на спине Зубова и разыгранный им спектакль никак не вязались с обликом сурового командира, к которому он приучил всех. И Олег почувствовал, что сквозь застегнутый подполковничий мундир пробивается что-то «гражданское», не военное. Его тоже потянуло к этому «сухарю». Еще мгновение, и они обнялись бы, но комбат, глухо откашлявшись, сказал:
– Завтра приезжает мой заменщик. Будь здоров! Не поминай лихом. – И еще раз тряхнул руку ротного.
Священный Коран
Афганистан… Афган… Скоро два года, как Олег Зубов здесь, в этом прокаленном, пропыленном, иссеченном и заминированном краю. Вот он, этот край, перед ним, во весь стол. Вернее, не весь Афган, а окрестности Джелалабада, где по всем азимутам два года он шнырял со своими разведчиками. Нанеся на карту последний тактический знак, Олег потянулся и посмотрел в окно. Ночь была еще непроглядна, особенно из освещенной комнаты, но, даже не глядя на часы, он понял, что рассвет близок, по едва заметной окантовке гор на востоке.
Мысль нанести на карту свой боевой опыт, чтобы заменщики не тыкались, как слепые котята, пришла перед сном и подбросила с постели. И вот эта мысль реализована в один присест, за одну ночь. «А ничего, – похвалил он себя, любуясь разрисованной
– Дневальный!
– Я, товарищ старший лейтенант!
– Вареника, Сарбаева и Губина – ко мне!
– Есть, товарищ старший лейтенант! – напружинился солдат, готовый к боевой тревоге. А что, кроме нее, могло стрястись в такой час?
– Да скажи, пусть не одеваются, прямо с постели – сюда.
– Есть! – не то разочарованно, не то с облегчением вздохнул солдат и ушел.
Зубов прилег головой на карту, левым глазом в уезд Хисарак. Даже закрыв глаза, он видел и Бабурское, и Азрауское ущелья… Ачин… Марульгад… Все эти высотки, перевалы, тропы, укрепрайоны… За каждым пунктом, за каждой стрелкой, за каждым знаком на карте, которые он наносил в эту ночь, тянулся шлейф воспоминаний, заново пережитые удачи, горечь поражений, безысходность утрат. Сколько воюем, сколько бьем моджахедов, помогая Наджибулле, а ни на шаг не продвинулись к победе. Вспомнилась смерть Шпагина. Заныло сердце: «Господи, до чего же я устал! Для чего все это?»
Сонные помятые физиономии Гриши, Ержана и Вовки с хлопающими от недоумения глазами одновременно показались в дверном проеме. «А ведь я их напугал», – только теперь сообразил Зубов, заглаживая вину неформальным обращением:
– Мужики… Я тут карту изобразил для нового комбата. Поглядите, что пропустил. Особенно в ущелье Азрау. Что там было у духов в укрепрайоне?
– Три «ДШК»? Миномет и «ЗГУ», – бодро отрапортовал Ержан, так и не научившийся быть раскованным в присутствии начальства. Хотя вытягиваться сейчас перед ротным в трусах и тельняшке было нелепо, он все же подобрался, рапортуя.
– Да не три, а два, – позевывая и почесываясь, возразил Губин. Вот уж этот и с генералом мог быть запанибрата.
– Знаю точно: три – стал настаивать Ержан, но все склонились над картой и замолчали. Каждый мысленно повторял то, что пережил за ночь Зубов.
– Ось тут родник, – ткнул пальцем Вареник.
– Тоже мне «родник»! – скривился Губин. – Ты как припал к нему, другим не осталось.
– А вот здесь надо отметить победу Губина без единого выстрела, – серьезно добавил Ержан. Все поняли, что подкалывает, но чем, не припоминали. Губин беспокойно сверлил глазами Ержана: ну, говори скорей свою каверзу, я тут же дам сдачи.
– Помните, ночью у костра Вовкины кроссовки сгорели. Паленой резиной всех духов из ущелья выкурило.
– Это называется: солдат спит, а служба идет. Я, может, специально их в костер сунул. Подожди, Ержан, а не у того ли костра ты банку свиного сала слопал? А говорил: мусульманин свинину не ест.
– Когда жрать нечего, можно, – спокойно ответил Ержан, и Губин сник: шутки не получилось.
Олегу не хотелось, чтобы этот добродушный треп иссяк. Сколько скрытой любви, дружбы в этих беззлобных подковырках! Ему самому захотелось включиться на равных в эту веселую болтовню.