Как я был «южнокорейским шпионом»
Шрифт:
Этот «независимый» специалист откомментировал те положения корейского текста, перевод которых я оспаривал, что в его полномочия не входило. Он также «исправил» в аннотации «старший советник» на «ранее советник» и степень секретности с первой на вторую, хотя в оригинале совершенно четко на каждом листе стоит цифра «1», не допускающая двоякого толкования, и понимание которой не требует знания корейского языка и даже диплома о высшем образовании.
Зачем были сделаны комментарии – понятно. А зачем были сделаны исправления, станет понятным из рассмотрения содержания «Проекта приказа…», построенного по классической форме: отчет за прошедший
В разделе, посвященном отчету о работе в 1996 году, речь идет о человеке без указания имени и фамилии, который на момент составления проекта приказа занимал должность начальника отдела Кореи в МИД России. Приказ готовился после 4 ноября 1996 года, что стало ясно тоже только позже из его более полного текста, В аннотации эта дата была специально опущена, а «свидетель М.» в суде, подгоняя свои показания под нужную ему версию и ссылаясь на «существующую у нас практику», утверждал, что приказ был написан в начале октября.
Все дело в том, что с 25 октября я уже не занимал эту должность, поскольку был назначен заместителем директора департамента. Фактически я выполнял обязанности заместителя директора еще раньше, после того как мой предшественник на этом посту Валерий Денисов получил от Пхеньяна агреман и верительные грамоты от президента. Южнокорейцам же стало известным о предстоящих служебных перемещениях в департаменте еще в апреле того же года, о чем свидетельствует запись в списке полученных сведений. Кроме того, будь этим человеком я, составители приказа не могли бы не отметить хотя бы предполагаемое служебное повышение характеризуемого ими вновь привлеченного в отчетный период сотрудника. Этого же в документе нет. И, наоборот, в другом разделе, рассматривая перспективу сотрудничества с ним в планируемый период, они опять же называют его «начальником отдела».
Человек, о котором идет речь в «Проекте приказа…» в тот же отчетный период на начальном этапе привлечения к сотрудничеству, как говорится в документе, был старшим советником отдела Кореи МИД России и назначен в том же году начальником отдела. Должность же старшего советника ни в 1996 году, ни ранее я никогда не занимал. И если безосновательные рассуждения «свидетеля М.» о подготовке «Проекта приказа…» в октябре вполне удовлетворяли судью Кузнецову и других судей, то мой послужной список лежал в деле, и опровергнуть его было невозможно.
Хотя, в любом случае, речь в документе идет о 1996 года, о работе в Москве, а меня обвинили в том, что я был завербован в 1992-1994 годах в Сеуле. Мог ли я в таком случае быть человеком, который имелся в виду в этом документе? Да и за задание, «полученное при вербовке», выдали цитату из отчета за 1996 год. Вместе с тем, никаких сведений о том, что кто-либо, в том числе и я, «включен в действующий агентурный аппарат АПНБ», как это утверждается в отношении меня в приговоре, «Проект приказа…» не содержит.
Исправление степени секретности понадобилось потому, что, выступая на одном из первых заседаний суда и желая, видимо, продемонстрировать свою осведомленность, «свидетель М.» рассказал о степенях секретности, существующих в Южной Корее. По его словам,
И я, и мои адвокаты, естественно, протестовали против такой подмены. Цифра «1» была очевидна и повторена на каждой странице. Но и здесь был найден нетривиальный выход. На одном из заседаний судья предложила «свидетелю М.» взглянуть на эту цифру. Как прежде диплом и словари, «случайно» у него в кармане оказалась лупа, которую он достал и, посмотрев через нее на документ, без тени сомнения сказал:
– Римская два.
– А фонарика у вас нет? – не удержался от ехидного вопроса Гервис.
Шутка шуткой, но документ так и остался для суда «секретным второй степени», хотя корейцы практически никогда не используют римские цифры. И, разумеется, «профессиональный переводчик» не мог не знать этого. Чтобы это мог узнать и суд, ему была представлена свидетельствующая об этом справка кафедры японского и корейского языков МГИМО. Кстати, «свидетель П.» все же увидел на документе единицу. Прав Юрий Петрович – не заматерел еще.
В сверхъестественных способностях «свидетеля М.» видеть то, что не видят другие, можно было убедиться и в дальнейшем. Уже в ходе другого процесса, взглянув на протокол «отбирания объяснений» у Чо Сон У, он увидел там несколько бледных линий, сделанных шариковой ручкой от полей до края листа, и тут же заявил, что это подпись Чо Со У, поскольку он ее «хорошо знает». Судья улыбнулась, но не стала спрашивать о причинах его столь странной осведомленности.
Что касается не имеющих заголовка 11 листов на корейском языке, названных отдельным документом, то они состояли из бланка анкеты, в которую были внесены некоторые искаженные данные обо мне, и списка сведений, полученных какой-то корейской организацией с января 1994 года до начала сентября 1996 года, с указанием конкретных дат их поступления. Все эти листы не имели не только сквозной, но и вообще какой-либо нумерации, а также других признаков, позволявших считать их единым документом, подготовленным в Южной Корее, в АПНБ, а уж тем более самим Чо Сон У. Идея, как я понимаю, заключалась в том, что, соединив анкету и список сведений в один документ и дав ему название «Выписка из личного агентурного дела Моисеева В. И.», обвинить меня в передаче этих сведений Чо Сон У.
Между тем «свидетель П.» заявил, что счел эти листы единым документом только потому, что они были даны ему на перевод одновременно, а «свидетель М.» был вынужден признать, что ни в анкете, ни в списке сведений нет «признаков принадлежности к спецслужбам», что «возможно использование анкеты в других ведомствах Южной Кореи» помимо спецслужб.
Подобные анкеты действительно ведутся во всех южнокорейских учреждениях, которые имеют отношения с иностранцами. Учитывая объем моих связей с корейцами и в Сеуле, и в Москве, такие анкеты существовали в десятках учреждениях Южной Кореи. Объективки на собеседников составляются и в российских учреждениях.