Как я была маленькая (издание 1961 года)
Шрифт:
— И тёте Наше тоже не говори, — дрожащим голосом попросила я. — А то она расскажет Ивану Васильевичу, а ему самому трудно учиться. И питается он от… отвра…
Но тут я заплакала так горько, что не могла выговорить это длинное слово.
— Никому ничего не скажем, — ответила мама, погладив меня по волосам. — Вот тебе носовой платок. И не будем больше говорить об этом.
А день экзамена всё приближался. Мне и хотелось на школьную скамью и было страшновато.
— Особенно хорошо ты должна успевать
Ошибок-то я и боялась.
Особенно трудно было с буквой «ять». Она была трудна тем, что выговаривалась, как простое «е», а иногда, в виде исключения, как «ё». Трудно было распознать эту букву. «Какая бы это была радость для школьников, если бы она вдруг пропала!» — думала я. Но она до поры до времени оставалась в азбуке по-прежнему и досаждала всем, кому только могла.
Я хорошенько повторила таблицу умножения. Ещё раз прочла наизусть басню Крылова «Мартышка и Очки» и пошла с мамой на экзамен довольно храбро.
— Придёшь с экзамена — получишь миндаль с изюмом, — посулила мне Дарьюшка.
Гимназия помещалась в старинном белом здании, В гимназическом саду росли старые-престарые серебристые тополя.
Мы с мамой вошли в приёмную, где было сумрачно от тёмных портьер и кожаных стульев вдоль стен. На этих стульях сидели будущие гимназистки, пришедшие со своими матерями, как я. Только одна девочка явилась с бабушкой, а одна — даже с дедушкой.
Вошла начальница гимназии, в тёмно-синем платье, седая, и поздоровалась со всеми. С моей мамой она была уже раньше знакома.
— Ну что ж, — сказала начальница, — пойдём. — И, взяв меня за руку, повела по лестнице на второй этаж, указывая дорогу другим.
Родные остались в приёмной.
Класс, куда мы вошли, был большой и светлый. Серебристые тополя заглядывали в открытые окна, как будто желая узнать, как будет проходить экзамен. Солнечный луч, как длинная указка, был протянут к классной доске.
Мы все уселись на школьные скамьи. И молоденькая учительница начала экзамен с меня.
Она дала мне прочесть рассказик из хрестоматии, но после первых же строк сказала:
— Достаточно. Читаешь ты хорошо. А теперь прочти то, что ты знаешь наизусть.
Я прочла «Мартышку и Очки». Как всегда, сначала я запуталась от волнения, и у меня получилось: «Мартышка в старости глаза слабами стала». Но я быстро оправилась и дочитала до конца благополучно.
— Хорошо, — похвалила учительница. — Теперь подойди к доске и напиши слово «жёрнов».
Вот удача! Это слово было мне знакомо по маминым тетрадкам. Я написала.
— Правильно.
Я написала.
— Правильно ли это? Кто скажет? — спросила учительница.
Девочка, пришедшая с дедушкой, встала и сказала:
— Неправильно. Звёзды пишутся через «ять». Это исключение.
Вот тебе и раз! Так я и знала, что буква «ять» подведёт меня. Что скажет мама!
Я вышла к ней в приёмную красная, как клюква:
— Я, мамочка, не выдержала экзамена, сделала ошибку в слове «звёзды». Меня не примут в гимназию.
— Будем надеяться, что тебя всё же примут. Но, и она подняла палец, — ты будешь дома писать со мной диктанты.
И действительно, в гимназию меня приняли.
Я возвращалась домой счастливая. Все поздравляли меня. Дарьюшка подала обещанное угощенье. Не хватило только опоздавшему Диме. Он был очень недоволен, но мы утешили его, пообещав новёхонький гвоздь с большой головкой. У Димы экзамен был ещё впереди: он тоже по ступал в гимназию.
— А теперь давайте играть в гимназию, — предложила я.
Все с радостью согласились.
Мы расставили стулья один за другим. В первом ряду, как самая маленькая, села сияющая Устинька со своим букварём.
Этот букварь она обернула голубой бумагой и часто разглядывала его на кухне с Дарьюшкой.
— Гляди, буквы какие славные, крупные! Отборные, одна в одну, — любовалась Дарьюшка. — Сама я неучёная, мать у тебя неграмотная. А ты сможешь книжки читать. Видишь, какая ты уродилась: мелкая, зато удачливая.
— Я, тётенька Дарья, лучше всех буду учиться, — обещала Устинька.
— Это уж как бог даст! — вздыхала Дарьюшка.
— Бог тут совершенно ни при чём, — поправляла её мама. — Всё зависит от самой ученицы.
И вот теперь, когда мы начали играть в гимназию, Устинька с букварём сидела в первом ряду.
— Рассаживайтесь все! — командовала я. — Будете писать диктант. А я буду учительница.
— Почему же именно ты? — возмутился Дима.
— А как же! Я ведь единственная гимназистка среди вас.
— Но ты сама говорила, что сделала ошибку в слове «звёзды».
— Ну и что же! Больше ошибок делать не буду. И потом, раз моя мама учительница, значит, и я.
— Совсем это не значит. То мама, а то ты, — не сдавался Дима.
Я хотела было дальше спорить, но вдруг взглянула на Тамару. Она тихо сидела на своём стуле. Гладко заплетённые косы лежали на плечах. Спокойно глядели на всех серые глаза из-под ровненьких бровей.
На минуту я задумалась. Нелегко мне было решиться, но я решилась.