Как я охранял Третьяковку
Шрифт:
– Не обращайте внимания, прошу вас! Это мой друг. Он немного неловок.
Из-за стойки поднимается Леоныч и у него такой вид, что мертвый вздрогнет. Подтяжки отстрелились, пиджак перекосило, штаны сползли. И еще он пытается одновременно улыбаться девушкам и корчить злобные рожи мне. Девки начинают ржать. Этого-то мне как раз и нужно.
– Так это Третьякоффская гал-лер-рея? – спрашивают они сквозь спазмы.
– Натюрлих, майн либе фройлян! Именно то, что вы ищите! Желаете ознакомиться с экспозицией?
И делаю ножками несколько
Тетки покраснели и опять захихикали:
– О, да! Конешшно! Где можем мы купить билет-ты?
Я махнул рукой:
– Ах, что за пустяки! Уверяю вас, это совсем необязательно. Если позволите, милые фройлян, я готов с радостью сопровождать вас в Галерею. По ВИП-программе!
– О, да! Мы желаем! – тетки округлили глаза и одобрительно закивали головами.
Позади Леоныч все еще пытался отцепиться от стула и пока никак не мешал разговору. Это мне было, разумеется, только на руку – есть возможность проявить себя во всей красе и застолбить делянку. Кто поспел – тот и съел!
– В таком случае, извольте следовать за мной, – говорю я теткам, делая широкий приглашающий жест. А Леонычу небрежно бросаю самым покровительским тоном: – Ты посматривай тут, дружок. И чтоб без глупостей у меня. Пришлю подмену тебе часика через три.
Леоныч, придерживая порты руками, разъяренно прыгает за стойкой, размахивает своими скинхедскими помочами и беззвучно проклинает меня.
– А вы какой-то начал-льник, да? – спрашивают тетки с уважением.
Что значит Европа! Сразу просекли, что к чему, и ху из ху.
– Можно и так сказать, – отвечаю я с нарочитой скромностью, но вместе с тем так, чтобы им было понятно – их предположение верно.
– Ваш друкк такой смешной челоффек.
– Однако он не так прост, как кажется. Его предки когда-то давно приехали из бескрайней степи на низкорослых мохнатых лошадках.
– Да что вы!
– Именно, уверяю вас! На лошадках.
– Можно вас просить? Вы покажите нам Третьякоф-фку?
Они мне нравились все больше и больше. И я даже не мог решить какая сильнее.
– А как же! – отвечаю
Я нарочно провел их через пустой Инженерный, с важным видом позвонил в диспетчерскую и нагло потребовал снять с сигнализации двери, которые выводили прямо на второй этаж основной экспозиции, в девятый зал. Потом еще два часа водил интуристок по Галерее. Я вывалил на них все, что только знал про русское изобразительное искусство и приплел еще очень многое от себя лично.
Выяснилось, что тетки приехали в Москву из Эстонии. К каким-то друзьям в гости. Друзья теперь пьяные валяются, и они совершенно не знают чем себя занять… Дело было практически в шляпе.
Безусловно, я произвел самое благоприятное впечатление и предстал во всей красе – интересный, улыбчивый, прилично одетый молодой чемодан. Поэтому, когда я предложил им встретиться сегодня же вечером, они с радостью согласились. Вторым, говорю, для комплекта будет мой давешний забавный
Я побежал обратно в Инженерный. Леоныч встретил меня эмоционально:
– Ну, ты совсем, Фил! Я, блять, щас тебе…
Я оборвал его:
– Заткнись! Старик Фил привел тебе кобылку под уздцы, прямо в стойло. Ищи хатку, бобер-счастливчик!
Леоныч тут же позабыл про все обиды.
Ну, дальнейшее не так интересно. Скажу только, что кое-кто на мой взгляд, немного перебрал. Перестарался, так сказать, маленько в африканской страстности. Тетка этого кое-кого орала так, что я даже ходил узнавать, в чем дело. Выяснилось… А впрочем, это уже детали. Они там еще какие-то бега устроили, подушечный бой…
В общем, известный анекдот про то, что живая эстонка ничем не отличается от мертвой француженки оказался полнейшей чушью. И невозможного для них мало – я так скажу.
Через неделю у Леоныча на губе вылезла безобидная простуда, и я без устали подкалывал его при всей смене:
– Ну что, Сань… Эт-то есть эс-стонский приф-фетик?
Успех эта реприза имела неизменный. Иван Иваныч надрывал животик просто до слез.
Но вернемся в конец зимы, на «первую» зону, к портрету императора.
Отвергнув все мои измышления, Леонов сказал абсолютно серьезным тоном абсолютно неожиданную вещь:
– Фил, я собираюсь издавать журнал. Ты со мной?
– Да! – тут же ответил я.
И электрические искры радости пронзили все мое существо! Я еще не осознал до конца услышанное, а в голове пронеслась уже целая вереница прекрасных видений. Наконец-то, наконец-то настоящее, реальное дело! Журнал! Я буду работать в журнале… Ух, ты! Я буду такой модный, прогрессивный, продуманно небрежный, казуальный. С ног до головы укутаюсь в Aquascutum, Merc и SI! (в то время я думал, что только так и должен одеваться приличный человек). У меня будет кабинет на верхнем этаже стеклянного небоскреба, компьютер страшной силы Mac G4, дизайнерское кресло на колесиках, и секретарша Инга с во-о-от такими ногами! Я буду беседовать по телефону Motorola StarTak с Гонг-Конгом, и говорить что-нибудь бесконечно умное, вроде: «Майк, твою мать! Почему до сих пор не отправили мне макеты на согласование? Как в чем отправлять?! Майк, в PDF конечно же! В вашей китайской деревне слыхали про Acrobat?».
– А про что журнал-то будет, Сань? – спросил я скорее для проформы, нежели это действительно имело для меня какое-то значение. Да какая разница!
Ответ меня, впрочем, порадовал:
– Про сплав на каяках, про сноуборд, ролики, маунтинбайк и все такое. Такой околоспортивный журнальчик будет у нас. Знаешь, я о тебе в первую очередь подумал. Ты ведь у нас вроде как в Полиграфе учишься.
– Ну… «Вроде как» – это еще сильно сказано, – замялся я.
– Не важно, – махнул рукой Леоныч. – Ты по духу подходишь, это главное.