Как я стал переводчиком Сталина
Шрифт:
Но так раскрываться он позволял себе крайне редко. Зато постоянно носил обличье одержимого задачами, поставленными ЦК партии, самим Сталиным. Все эти "железные наркомы" были рабами идеи и по собственному выбору, и по принуждению одновременно. Ради этой идеи они могли быть тверды как гранит, жестоки, даже бесчеловечны. Те, кто был готов выполнить предначертания свыше, заслуживали похвалы и поощрения. Тех, кто не хотел или не мог, следовало смести с пути.
Они и о своей функции имели такое же бескомпромиссное представление. Если они работали, не зная ни сна, ни отдыха, лишь урывками позволяя себе отдаться семейным радостям, они выполняли свой долг, как сами его понимали. И в этом случае заслуженно
Зато умел "хозяин" и обласкать тех, кто верно ему служил. Рабочих и колхозников, ставивших хорошо организованные рекорды, осыпал медалями, орденами, звездами Героев, депутатскими мандатами. Они послушно поднимали руки в Верховном Совете, польщенные тем, что приобщились к "управлению государством" по формуле Ленина, согласно которой на это способна "любая кухарка". Талантливых конструкторов военной техники и академиков одарял виллами с угодьями в несколько гектаров. Писателям и поэтам, прославлявшим "великую сталинскую эпоху", разрешал поездки за границу. Композиторам и артистам, сочинявшим и исполнявшим любимые мелодии вождя, дарил автомобили, совершенно не доступные рядовым гражданам. Именно тогда появились специально для элиты медицинские учреждения, санатории и дома отдыха.
Пользуясь всем этим, представители "верхушки" не задумывались над тем, что миллионы заключенных, в том числе и некоторые из их недавних коллег, копают мерзлую землю Воркуты, Колымы и Магадана, добывая золото, алмазы и другие сокровища, пополняющие Госфонд, из которого "вождь народов" щедрой рукой одаривал своих послушных подданных.
Именно на этой психологической установке держалась в сталинские годы созданная им административно-командная система: на сочетании собачьей преданности, слепого энтузиазма и... страха. Когда не стало "хозяина", когда страх убрали, а энтузиазм поубавился, система начала буксовать и привела нашу страну на край катастрофы. Мне представляется, что одна из главных причин неудач перестройки в том и состоит, что все еще действующая, особенно на местах, сталинская система, при полном отсутствии энтузиазма и свободная от страха, стала главной помехой движению вперед-Рано утром прибыли в Гаагу. На перроне нас встречали директор "Экспортхлеба" Львов, плотный пожилой человек с седой шевелюрой, и представитель Морфлота, мой старый друг Костя Ежов. Я не знал, что он в Гааге, и очень обрадовался этой встрече. Хотелось о многом поговорить, но нарком решил скорее отправиться в контору Львова, чтобы получить информацию о положении в стране и договориться о поездке на следующий день в Роттердам.
Только поздно вечером мы смогли встретиться с Костей. В кафе, куда мы зашли, было людно. Но все же свободный столик найти удалось.
– Тут все заведения переполнены, - пояснил Костя.
– Люди до поздней ночи дискутируют. Никто не верит, что Нидерландам удастся защититься нейтралитетом. Но пока этим статусом пользуются разведки всех стран. Уверен, что и тут, в кафе, немало германских, английских, французских и других тайных агентов. Особенно активны немцы. Похоже, они готовят какую-то акцию...
Костя расспрашивал, какова обстановка в Москве, стало ли легче после окончания финской войны.
– Приезжающие в последнее время в Берлин,- ответил я, - рассказывают, что стало лучше.
– Это хорошо, - вздохнул Костя.
– Надеюсь, что и моим родным в Ленинграде тоже полегчало...
Добравшись до Роттердама, мы лишь на пару минут заскочили в
Тевосян поинтересовался, как продвигается строительство рефрижераторов. Пояснения не вполне его удовлетворили.
– Мы хотели бы, - сказал он, - получить суда как можно скорее. Обстановка сейчас сложная, всякое может случиться, и чем раньше работы будут закончены, тем лучше. Мы даже готовы выделить определенную премию за досрочную поставку рефрижераторов.
– Это очень заманчивое предложение, - заметил президент фирмы, раскуривая сигару.
– Мы его обдумаем. Но именно в связи с напряженным международным положением у нас значительно прибавилось заказов, и все их мы обязаны выполнить в срок. Поэтому, не изучив вопроса, не могу ничего сказать насчет досрочной поставки ваших судов. Что же касается вашего беспокойства, то Голландия - нейтральная страна. Не думаю, что в наш век кто-либо решится нарушить принцип нейтралитета. Мы на этот счет имеем неоднократные заверения воюющих стран, в том числе и Германии. И вообще уже так долго нигде не происходит военных действий, что мы начинаем думать: может быть, так тихо и закончится эта никому не нужная война...
Тевосян высказал сомнение насчет быстрого окончания войны, скорее, она разрастается: очень уж серьезные противоречия и интересы замешаны в нынешнем конфликте.
Мы отправились на строительную площадку. Один из наших рефрижераторов стоял на стапелях, другой был недавно спущен на воду. Тевосян поговорил с рабочими и мастерами, похвалил их за хорошую, аккуратную работу. Действительно, все делалось добротно, основательно. Я имел некоторый опыт судостроения на Киевской верфи и тоже мог по достоинству оценить квалификацию голландских корабелов.
Руководители фирмы предложили на следующий день совершить поездку на катере в Амстердам и Заандам, где мы хотели осмотреть домик Петра Великого.
После беседы на верфи было краткое знакомство с городом. Проехали по каналам на моторной лодке. Меня поразило обилие велосипедистов. Казалось, это основной вид городского транспорта. Стайки девушек стремительно пролетали по специально отведенной дорожке вдоль канала. Заметив, как я верчу головой, Тевосян презрительно хмыкнул:
– Не отвлекайтесь на эти глупости...
Потом был официальный ужин с краткими речами. Предвкушая завтрашнюю поездку, мы наконец вернулись в отель. Условились позавтракать утром в номере у Тевосяна.
Проснувшись, я принял душ и, начав бриться, включил радио. От неожиданности даже порезался: диктор сообщал, что германские войска в эту ночь высадились в Норвегии и Дании.
Вот и кончилась "сидячая война"! Наскоро завершив туалет, я побежал к Тевосяну. Он уже сидел за столом. К завтраку подали не ломтики ветчины, а целый окорок и головку сыра, и гость сам нарезал себе порции. Стояли целая корзина фруктов, термосы с кофе и чаем, кувшин с молоком.
– Опаздываете, - послышался шутливый голос наркома.
– Вы не знаете, что произошло?
– Здесь, кажется, не бывает землетрясений.
– Хуже! Немцы вторглись в Норвегию и Данию! С наркома мгновенно слетело беззаботное настроение. Он вскочил, зашагал по комнате.
– Этого надо было ожидать. Я же им вчера говорил, что скоро начнется! А они все твердили о нейтралитете. Наивные люди...
– заключил Тевосян, сам недавно говоривший мне, что немцы будут соблюдать принцип нейтралитета.