Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера.
Шрифт:
— Напрягает все это, конечно, Сережа… О личном уже не поговоришь…
Две ночи подряд Катя плакала у меня на плече, а я успокаивал ее, обещая, что скоро все у нас будет хорошо. Хотя, признаться честно, и у самого в тот момент в глазах стояли слезы. Но женщина не должна видеть мужских слез. Был бы один — было бы легче. Дали срок — и сидишь. А теперь я в ответе и за ее будущее.
За границей руководство пенитенциарной системы стремится к тому, чтобы заключенные поддерживали более тесные связи со своими семьями и внешним миром. Это помогает разрушить чувство изолированности, неизбежное при лишении свободы, и дает заключенному
Глава 57
Их нравы
Я — зицпредседатель Фунт. Я всегда сидел. Я сидел при Александре Втором «Освободителе», при Александре Третьем «Миротворце», при Николае Втором «Кровавом»… — и старик медленно загибал пальцы, считая царей.
Из к/ф «Золотой теленок»
Мы редко видим, что наши проблемы порождены нашей собственной глупостью и неверными поступками. Нам нужно обвинить кого-либо или что-либо — окружающих, власть, богов, обстоятельства, а тогда и спасение должно прийти извне. У белорусских зэков во всем виноват… Лукашенко. При этом они часто любят повторять: «А вот в Америке…»
Что в Америке?! В Калифорнии вон от двадцати пяти до пожизненного за третью судимость дают, а у наших зэков по восемь судимостей в двадцать три года — и ничего. Или взять американские тюрьмы особо строгого режима supermax, где заключенные постоянно находятся в камерах, там же едят, а заниматься физическими упражнениями или смотреть телевизор им разрешено всего полчаса в день. В колонии-то уж точно полегче, чем в камерной системе!
В Италии попавшие в тюрьму боссы мафии полностью отграничиваются от общения с внешним миром, находятся под постоянным видеонаблюдением, а единственные посетители, с которыми им разрешено общаться лично, — их адвокаты.
Конечно, у нас еще не Голландия, где у каждого заключенного комната площадью примерно 12 квадратных метров, с душем, туалетом, умывальником, холодильником, телевизором и радио, больше напоминающая номер в трехзвездочном отеле. Где меню определяет сам заключенный: овощные, мясные, рыбные блюда, супы, фрукты, компот, соки. В месяц в тюремном магазине можно потратить около 400 евро, и это искусственное ограничение установлено лишь для того, чтобы осужденные, которые не «греются» с воли, не чувствовали себя ущемленными. Работать обязаны и работают все минимум четыре часа в сутки. Каждый заключенный зарабатывает около 80 евро в месяц. Работа входит в программу для того, чтобы человек не разленился и чувствовал себя полезным членом общества. Государству содержание одного заключенного в день обходится в сумму 100–150 евро (в США — $70–110, в Беларуси — $5). В Голландии главное, для чего человек находится в тюрьме, — просто срок отсидеть или чтобы изменить себя, свое поведение, свои наклонности.
Основная цель большинства заключенных в белорусской зоне — это выживание, поэтому в ходу интриги и желание занять место получше. «Блатные» места в зоне — это, конечно, столовая, баня, клуб и всякие склады. При решении любого зависящего от него вопроса закоренелый зэк обязательно создаст видимость проблемы на ровном месте, напустит глубокого туману. Это в характере зэков: рассказами набивать себе цену. Лицемерят здесь
— Приятного аппетита!
— Так я ведь не ем ничего! — отвечаешь ему.
— А я на всякий случай, чтобы не показаться невежливым…
У большинства наших зэков отсутствует культура поведения, питания, общения. Если бы менты не заставляли их хоть иногда стричься, бриться и следить за своим внешним видом, многие превратились бы в свиней. Кажется, что даже водопровод многие сидельцы увидели только в тюрьме. Умывальник — он ведь для того, чтобы умываться, а не рыбу в него чистить или хлеб бросать. А сделаешь замечание — очень много нового о себе узнаешь. И все любят повторять: «Вот а раньше…» — и давать советы. Такое уж государство нас воспитало — советское.
Слухи здесь расходятся с такой быстротой, что через час о каком-либо событии говорит вся зона. Это, наверное, единственное место в мире, где звук движется быстрее света. О чем говорят? В основном об амнистиях и смягчении отдельных законов. Сами придумываем, сами верим.
Особенностью преступного мира Беларуси является то, что профессиональных преступников — людей, живущих только за счет криминала, — здесь практически нет. Все наши воры в законе либо давно в земле, либо объезжают Беларусь стороной, а оставшиеся «авторитеты» надежно упакованы в «крытые». Все остальные — «джентльмены удачи»: украл, выпил — в тюрьму. С такими «ни украсть, ни покараулить».
Вот берет у тебя сосед по секции взаймы пару пачек сигарет. Для тебя это пустяк, к тому же в первое время в зоне тебе трудно кому-то отказать, сказать твердое «нет». Ты еще думаешь, что люди лучше, чем они есть на самом деле, и что уж в зоне строгого режима точно все должны отвечать за свои слова. А получается как в фильме «Бронкская история», когда мафиози Сонни, видя, как его воспитанник Колоджеро остановил машину, вышел из нее и погнался за каким-то мальчуганом, спрашивает:
— Что ты делаешь?
— Да он мне должен $20, — отвечает Колоджеро.
— Не можешь изменить ситуацию — измени отношение к ней. Если кто-то задолжал тебе $20, но не спешит их отдавать — воспринимай это как божественное знамение. Ведь ты легко отделался, заплатив всего $20 за то, чтобы никогда больше не видеть этого негодяя и не иметь с ним дела…
Мусора здесь тоже не держат своего слова. Отдаешь Роллтону заявление, к примеру, на роспись с любимой. День, два, неделя — тишина. «Где заява?!» — спрашиваешь у Роллтона. «Я отнес ее начальнику», — отвечает жирный капитан. А после выясняется, что он на твоем заявлении сало порезал и все вместе выбросил.
Полстраны сидит, Полстраны их стережет, А я бы хотел стать птицей вольной. Может быть, и тебя уже ждет статья, А кого-то ждет жизнь свободная…Глава 58
Исправительный процесс
— Что делаешь? — однажды спросила меня Катя по телефону.
— Стенгазету рисую.
— Что рисуешь?!
— Стенгазету…
— Совсем рехнулся? Мужику тридцать лет, а он рисует стенгазету…