Как я устраивала свою дочь

Залыгин Сергей Павлович

Через полчаса я знала, что река Амазонка несет больше воды, чем все вместе взятые реки Европы, — сто двадцать тысяч кубических метров в секунду, или три тысячи двести кубических километров в год, что она имеет более ста судоходных притоков, что в Норвегии есть река, в которую с каждого прилегающего квадратного километра суши стекает слой воды толщиной в шесть с половиной метров, что в Индии

есть местечко Черрапунджи, где выпадает до двадцати трех метров осадков в год, а 14 июня 1876 года там выпал ливень, который дал слой воды более метра, что объем Куйбышевского водохранилища в сорок раз больше, чем объем всех построек Москвы, что есть реки, которые текут то в одну, то в другую сторону, что в Советском Союзе более ста пяти тысяч рек длиною свыше пятидесяти километров и все их нужно изучать.

Я слушала все это, теперь уже совершенно не замечая шамканья Николая Семеновича и боясь взглянуть на Свету. А когда я все-таки взглянула на нее, она вся сияла таким радостным вниманием, которого я, родная мать, никогда не видела на ее лице...

Я еще попыталась вмешаться в разговор.

— Скажите, пожалуйста, Николай Семенович, — спросила я, — из ваших знакомых гидрологов утонул кто-нибудь?

— Бывало! — махнул он рукой, — Бывало, школько угодно! Но самой значительной потерей я считаю гибель Дмитрия Илларионовича Кочерина! Утонул двадцати девяти лет в ничтожной крымской речушке! И знаете, на этой реке до сих пор нет даже населенного пункта его имени, в то время как Дмитрий Илларионович первый ввел расчетные модули стока, именно этот человек составил первую карту модулей! Пока я жив, я не смирюсь с этим! Мы поставим ему памятник!

— Скажите, пожалуйста, Николай Семенович, ну, а женщины тонули или они всегда выплывали?

Николай Семенович задумался, потом вышел из кабинета и тотчас вернулся с графинчиком и тремя рюмками.

— Шухое... Грузиншкое... — сказал он. — Пошти нарзан... — Он налил рюмки, и не успела я высказать свое отношение к этому факту, как они уже чокнулись со Светланой... У старика появился совсем бравый вид, и, опрокинув рюмку, он заговорил:

— У нас в отряде была одна женщина... Незабываемая женщина. И вот однажды лодка, в которой она плыла, перевернулась...

Мужчины выбрались на камни, а она... Пена, грохот, а среди камней мелькают ее черные волосы... Ее не видно в круговороте, только волосы вдруг появятся то тут, то там... Я это очень часто вижу ночью. Просыпаюсь и все еще чувствую, как волосы врезаются мне вот в эту руку... Особое чувство, когда сон — это не мираж, а совершенно четкое переживание прошлого... И какого прошлого! Вот эта рука спасла ее! — Николай Семенович поднял рукав и обнажил костлявую, желтую руку, покрытую седыми редкими, но длинными волосами. — Честное слово, эта... Сухое грузинское — почти нарзан, не смущайся, детка... Когда мы откачали ее, мы — восемь бородатых мужчин — плакали и благодарили ее за то, что она осталась жива... А семеро благодарили меня за то, что я спас ее... Ешли хотите знать, у меня не было в жизни большей радости! — Он помолчал, вдруг протянул обнаженную костлявую руку и погладил Свету по голове, а потом спросил: — А почему бы, детка, и тебе не стать такой женщиной! Сухое грузинское — почти нарзан...

Когда мы вернулись со Светланой домой, было уже совсем поздно. Дверь открыл отец, снял с меня пальто и, выждав удобный момент, спросил:

— Ну, как твои успехи?

— Не знаю, не знаю... — ответила я. — Все было совершенно невероятно... Совершенно. У меня до сих пор кружится голова и дрожат колени.

* * *

Вот и еще год прошел... Не успела оглянуться, как он прошел. Сегодня получили первое письмо от Светланочки из Восточной Сибири. Она работает там на практике в гидрологической экспедиции. Очень, очень довольна...

Слава богу, кажется, я помогла девочке хорошо устроиться, выбрать специальность...

А Коля? Он уже в десятом классе! А Владик? А маленькая Сонечка? Вот так без конца: дети растут, и нужно каждого из них устраивать в жизни...

Новосибирск.