Как заарканить миллионера
Шрифт:
— Почему?
«Мне до этого никакого дела нет, — напомнила себе Эди. — Честное слово! Просто… просто любопытно».
— Потому что мне никак не дается эта трижды проклятая статья для трижды проклятого журнала о трижды проклятой книжке, — туманно объяснил Лукас и, видимо, желая прояснить ситуацию, добавил:
— Будь оно все трижды проклято!
— Да о чем вы говорите?
Ей просто любопытно, больше ничего!
— Никак не могу найти одного человека, — заговорщически произнес он.
— Ну, не у вас одного такая проблема, —
Он удивленно уставился на нее:
— Вот как?
Эди не ответила, надеясь, что он сменит тему. Но не таков был Лукас Конвей: почуяв запах жареного, он вцеплялся в собеседника, словно собака в кость.
— И кого же ищешь ты? — поинтересовался он.
— Никого я не ищу. Вы меня не правильно поняли.
— Нет, ты определенно кого-то ищешь, — настаивал он, — поделись со мной своим секретом. Честное слово, я умею хранить тайны.
— Я, видимо, неверно выразилась, — отрезала она. — Я никого не ищу.
Он явно не поверил, но, как ни странно, промолчал. Отчаянно желая увести разговор подальше от своей личной жизни, Эди подняла ключи и выразительно ими позвякала.
— Ну ладно, — сдался он наконец. — Вызывай такси, если без этого никак нельзя.
Что Эди и сделала.
Даже два раза. Однако время близилось к закрытию, а такси так и не появлялось. Эди, не теряя времени, поила Лукаса крепким кофе, и скоро он более или менее пришел в себя. Вести машину, конечно, не мог, но, по крайней мере, изъяснялся довольно связно, не пытался больше с ней заигрывать и не выяснял, кого она ищет…
— Эди, ты мой цветочек!
Гм… насчет заигрываний она поторопилась. Но, по крайней мере, теперь она «цветочек», а не «зайка» и не «рыбка».
Ни «зайкой», ни «рыбкой», ни тем более «крохотулечкой» ее никто еще не называл. Слова-то — бог с ними; важен тон, каким они произносились. И улыбка Лукаса — улыбка, от которой теплеет на сердце…
Линди давно уже бросала на Лукаса гневные взгляды. Вот-вот попросит уйти… точнее, потребует — Линди никого никогда ни о чем не просит. Опасаясь, что хозяйка в буквальном смысле вышвырнет Лукаса на улицу, Эди перегнулась через стойку — будто бы для того, чтобы взять пустую кружку — и прошептала:
— Встретимся в холле через пятнадцать минут, и я сама тебя отвезу.
Он вздернул голову, удивленно приоткрыл рот. Спросил с надеждой:
— К себе?
— К тебе, — уточнила Эди.
Он улыбнулся медленной ленивой улыбкой.
— Только до входной двери, — поспешно добавила Эди.
Квартира Лукаса оказалась совсем не такой, как ожидала Эди.
А вот сам Лукас оправдал все ее ожидания. Едва она открыла дверь, он ринулся мимо нее — она едва успела отпрянуть, чтобы он до нее не дотронулся, — бросился прямиком в гостиную и без лишних слов, не сказав даже «спасибо», рухнул на диван.
Эди вошла следом, чтобы отдать ему ключи. Не удержавшись, украдкой огляделась. Она полагала, что квартира
Однако вещей, которые могли бы сказать что-то о личности хозяина, здесь не было. Ни фотографий в рамках, ни вышитых салфеточек — подарков бабушки Конвей, ни кубков победителя школьных соревнований, ни растений в горшках. Прекрасная комната, но какая-то безликая. Впечатление усиливала царящая здесь чистота. Видимо, Лукас немало времени тратил на уборку.
— Bienvenue a chez Lucas! — объявил с дивана хозяин.
И сделал широкий приглашающий жест. При этом рубашка его расстегнулась и над брючным ремнем мелькнуло мускулистое загорелое тело. Эди поспешно отвела глаза. Похоже, Лукас не только квартиру, но и себя самого держит в форме.
— Mi casa es su casa , — продолжал он уже на испанском. — Спорю, ты не подозревала, что я говорю на двух языках?
Неохотно переведя взгляд, Эди обнаружила, что он насмешливо улыбается. Она подняла брови и скрестила руки на груди, словно говоря: «Ну, меня этим не проймешь, прибереги свои штучки для кого-нибудь другого!»
— Да неужели? — ответила она так равнодушно, как только могла.
Лукас горделиво кивнул.
— На самом деле даже на четырех. Французский, испанский, родной английский, довольно беглый немецкий. Ich bin ein Berliner , — произнес он в подтверждение своих слов.
Но Эди молчала.
— Только не подумай, что я хвастаюсь, — подумав, добавил Лукас.
— Много путешествовали? — поинтересовалась она.
Он помотал головой.
— Ты удивишься, но на самом деле я никогда не был за границей.
— Почему? — с любопытством спросила Эди. — Вы ничем не связаны, у вас хорошая работа, вы можете себе это позволить. Боитесь летать?
Он удрученно покачал головой:
— Боюсь жить.
Эди открыла рот, чтобы спросить, что это значит, но тут Лукас бодро вскочил с дивана и направился на кухню.
— Хочешь кофе? — спросил он на ходу. — Я, пожалуй, выпью чашечку. Как видишь, я еще не протрезвел. Слишком много болтаю. — Судя по всему, откровенность представлялась ему страшнейшим из грехов.
Эди принялась энергично отказываться.
— Нет, спасибо, мне действительно пора домой.
Лукас резко обернулся: лицо исказилось тревогой.
— Не надо! — воскликнул он — и тут же, заметив ее удивление, почти испуг, добавил:
— Пожалуйста!
Протянув руки, двинулся к ней — на какой-то безумный миг Эди показалось, что сейчас он ее схватит. Но Лукас остановился в нескольких шагах от нее и заговорил: