Как загасить звезду
Шрифт:
— И вы верите во все эти сплетни? — сурово и неприязненно вопросил Абдулов. — Я в силу специфики собственной профессии и положения знаю, что публика обожает придумывать небылицы про нас — людей, которые на виду. Меня уже и гомосексуалистом объявляли, и педофилом… Что ни день, на канал звонят какие-то больные на голову телезрители и интересуются подробностями моего якобы «романа» то с Катей Андреевой с ОРТ, то с… Сережей Брилевым с РТР. Болтают, что я лечился от алкоголизма в психдиспансере, что косил в свое время от армии, что я сам на себя покушение устроил — в целях рекламы… Сам на себя покушение! Да когда на пустыре я встретился с тем психопатом, который
— И все-таки правда, что у вас роман с девушкой Лосского? — тупо, нахмурившись, но твердо переспросила Надежда. Недаром Костов, проработав с девушкой всего несколько дней, понял, что у новой напарницы мертвая хватка — сбить ее с толку не сможет ни один преступник. Она не смущалась и не терялась от грубости или насмешек, на так называемое мужское обаяние не реагировала (неужели так любила своего инвалида Андантинова?), не обращала внимания на женские сопли, вцеплялась в допрашиваемого, как бультерьер, не давала себя отвлечь и всегда помнила, чего хотела добиться. Абдулов, выслушав вопрос, только рукой махнул — мол, о чем с ментами разговаривать…
— Не о том, не о том вы думаете! — вскрикнул он раздраженно. — Оставьте ваши мысли о любовных страстях! Вы что, специально не хотите замечать, что наш телеканал кое-кому из властей предержащих как кость в горле? Да мы единственные, кто в этом полуполицейском государстве правду людям говорит с телеэкрана. Посмотрите на остальные телеканалы — сплошное лизоблюдство, коллеги все давно под Кремль легли. Нам давно угрожают, да я что ни день письма с угрозами получаю, телефонные звонки с угрозами выслушиваю! Раньше трепетал, а теперь привык по лезвию бритвы ходить! Да за каждым моим шагом следят, телефоны мои прослушивают. Мне тормоза в машине два раза портили, ниппеля пять раз спускали — думали, я поеду и навернусь! Бог пока бережет. Да я, когда утром в кабинет вхожу, сразу вижу: на столе копались, бумаги сдвинуты…
— Может, это уборщица? — подала голос бессердечная Надежда.
Абдулов секунду смотрел на нее пристально, оценивающе — совсем, что ли, дура? Потом все-таки решил объяснить терпеливо, без сердца.
— Какая уборщица? По-вашему, и тормоза мне уборщица из строя выводила? («Ну, это автослесарь, скорее всего, недоработал…» — пробурчала себе под нос Надежда.) Да вы знаете, что ФСБ с нас глаз не спускает? И Олега они, я думаю, убрали — нам всем в назидание. Вы что, не видите, что метод расправы — типично кагэбэшный?
— Вы имеете в виду, что выбросить человека с балкона шестнадцатого этажа — это типичный метод расправы КГБ с политическими противниками власти? — уточнила изумленная Надежда, до сих пор, видимо, не посвященная в методы работы российских спецслужб.
Она была столь искренне поражена, с таким неподдельным любопытством взирала на Абдулова, что у того руки опустились — ну точно, полная дура! Он сокрушенно вздохнул.
— Говорят, вы работаете над каким-то новым проектом? — задала еще один вопрос девица.
— Об этом — ни слова! Даже вам. И не обижайтесь. До выхода программы в свет — полное, тотальное молчание. Поймите, это законы рынка. Ну, ладно, съемка на сегодня у меня закончена. — Абдулов посмотрел на часы. — Мне на Шаболовку надо. Извините, что вынужден с
— Да, — с готовностью отозвалась Надежда. — Все-таки правда, что у вас роман с девушкой Олега Лосского?
Абдулов уже решил не раздражаться на опершу — чего с нее возьмешь, на «гэ» говорит, чулки в сеточку носит вместе с канареечной ветровкой…
— Нет, — сдерживаясь, ответил он и еще раз посмотрел на часы.
Не нравились ему вопросы про Алину — чего так прицепилась к их роману эта провинциальная… Кто? Мисс Марпл, что ли? Слишком молода для мисс Марпл. Непонятно, как ее назвать поточнее. Это провинциальный Шерлок Холмс в юбке — вот кто!
— Вы не могли бы подбросить меня в центр, раз уж вам на Шаболовку? — осведомилась Надежда.
— Разумеется. — Абдулов, несмотря на то, что милиционерша почти вывела его из себя, до конца оставался кавалером.
На улице моросил мелкий дождь, они невольно, прежде чем шагнуть из-под козырька останкинского подъезда, задержались у дверей. Абдулов высунул немного голову, посмотрел на небо, половил руками капли.
— Зонтика у меня нет, — объявил он Надежде. — Но моя машина стоит недалеко, так что придется нам передвигаться мелкими перебежками вон туда наискосок. Видите желтый «БМВ» в углу стоянки?
Надежда посмотрела в том направлении, куда он показывал, и кивнула. Абдулов помедлил, поежился, нырять под дождь не хотелось. Он потирал пальцами скулу, не двигаясь, задумавшись о чем-то. Потом повернулся к Надежде:
— Ну, что, вперед? Не боитесь растаять?
И вдруг заметил на себе ее пристальный, прямо-таки впивающийся взгляд. Надежда неотрывно, не мигая, смотрела на него, но не в глаза, а куда-то вбок. Она сделала несколько шагов к нему, приблизившись вплотную. Чуть не носом ткнулась ему в лицо. Абдулов отшатнулся — чего это она? Вдруг девушка подняла руку и осторожно, пальцами, а затем ладонью нежно погладила его правую щеку, по-прежнему не отрывая взгляда от его лица. На губах Абдулова невольно заиграла двусмысленная, немного смущенная, но и довольная мужская улыбка. «Ну вот, еще одна!» — усмехнулся он про себя. Но Надежда, не обращая внимания на его мимику, продолжала поглаживать абдуловскую щеку. Через несколько секунд она подняла на него глаза, и с лица Абдулова медленно сползла самодовольная улыбка. Во взгляде Надежды не было никакой нежности, которая было померещилась Абдулову. Взгляд был жесткий, проникающий, цепкий. Сквозь стершийся грим на мокрой от дождя щеке Абдулова постепенно проступали царапины…
Алине на этот раз выпало снимать в Шереметьеве. Ужасно, думала она, но ничего в мире не изменилось, ничего не обрушилось, никто как будто даже и не сконцентрировался на гибели Олега. Дали информацию в новостях, Абдулов выступил в эфире, надувая щеки и вращая глазами по адресу «происков противников демократии» или чего-то в этом роде… А на самом деле всем плевать… Все носятся как заведенные, и вся эта каждодневная их рутина — ничтожная, никому не нужная! — уже отодвинула на второй, пятый, двадцать пятый план ЗЕЛЕНЫЙ ГАЗОН. Она вздрогнула и передернула плечами. Она не могла думать о зеленом газоне, не могла произнести эти слова ни вслух, ни про себя… Зеленый газон. Как школьницы любят рассказывать друг другу ужасные истории про черный автобус или красный плащ, так для нее зеленый газон стал после вчерашнего воплощением ужаса. Каштановые волосы на зеленом газоне… Настроение было подавленное, черное, разбитое. Шереметьево это несчастное ни с какой стороны ей сейчас не нужно.