Как женить маркиза
Шрифт:
– Да, действительно, – заметила Констанс, делая вид, что поглощена разглядыванием портрета одного из Рошелей былых времен, который, несмотря на брыжи и раздвоенную бородку, обнаруживал большое сходство со своим ныне живущим потомком. Да, похоже, что угольно-черные волосы и пронзительные синие глаза были фамильной черт той Рошелей уже на протяжении многих поколений. – Как свободно мыслящая женщина и поклонница Мэри Уолстонкрафт, я сочла бы себя очень слабой личностью, если бы не смогла свободно и открыто принять приверженность моего мужа к радостям жизни. Кроме того,
– Кошмарная перспектива, – согласился Вир, на которого, судя по всему, столь просвещенные взгляды его супруги произвели очень сильное впечатление. Ну что за лукавая девчонка, думал он. Потому как если она решила отвлечь его от предстоящего ему дела, то вряд ли можно было найти лучший способ достичь этой цели. В данный момент он был во власти страшного искушения дать отбой Роту и вообще отложить все и заняться своей нахальной молодой супругой и навсегда избавить ее от глупого заблуждения, будто она может манипулировать им, Виром, в своих целях. – Но как мне ни жаль разочаровывать тебя, моя голубка, а все же я должен признаться, что в данный момент у меня нет любовницы.
Он хотел еще добавить, что отнюдь не собирается в ближайшем будущем подыскивать кандидатку на это пустующее место, но тут Констанс издала негромкое восклицание.
– Боже правый! – сказала она, пристально вглядываясь в один из портретов, который, имея явное сходство с Виром, отличался от всех прочих Рошелей в одном немаловажном отношении. – Почему он-то здесь висит!
– Прошу прощения? – пробормотал Вир, который не мог не отметить, что его супруга находится в состоянии крайнего возбуждения, в то время как до того она держалась с очаровательной, хотя и напускной, бесстрастностью.
– Вот он, – повторила Констанс, указывая на изображение джентльмена лет, возможно, тридцати пяти с глазами ярко-синего цвета, как камень лазурит, и поразительно рыжими волосами, пламенеющими, как листва осеннего леса. – Почему этот портрет висит здесь?
– Помилуй, где же ему еще висеть? – ответил Вир, и глаза его сузились, когда он заметил, как побледнело лицо жены. Что еще такое, черт возьми? – Все-таки это портрет предыдущего маркиза де Вира, Джеймса Рошеля, моего...
– ...отца, – договорила за него Констанс. – Но он же рыжий!
– Волосы отец унаследовал от моей бабушки Женевьевы, леди Албемарл, которая была такая же рыжая. По-моему, отец был единственным из Рошелей, скроенным не по общей мерке, ярким образчиком которой является мой дед герцог. Констанс, но почему ты вдруг спросила об этом?
Констанс, у которой был такой вид, будто она получила сильный удар под дых, отчаянно затрясла головой.
– Я... это так, ничего, – выговорила она, отворачиваясь от портрета, как если бы не в силах была более выносить вида этой картины. Она с трудом набрала в грудь воздуха и сделала медленный выдох. – Ужасно, глупо, но, кажется, у меня голова сейчас
Брови Вира сдвинулись над переносицей, когда он заметил, что его бесстрашная супруга, не дрогнув пережившая встречу с пиратами, едва стоит на ногах и вот-вот упадет. Черт, подумал он, и внутри у него все сжалось. Лицо его стало мрачным. Не говоря ни слова, он подхватил ее на руки.
Так же молча он, чувствуя все нарастающее стеснение в груди, внес ее в бледно-желтую комнату, поставил на ноги и, опять же не сказав ни слова, подошел к звонку и резко дернул за шнур. Снова вернулся к ней и принялся снимать с нее ротонду.
Констанс, которая по сосредоточенному выражению его лица поняла, что он твердо намерен помочь ей снять платье и все прочее, уложить в постель, подоткнуть одеяло и напоить питательным отваром на травах, попыталась было остановить его:
– Вир, со мной все в порядке. Пожалуйста, не смотри на меня так. У меня просто заболела голова, честное слово. Я немного полежу и снова буду чувствовать себя прекрасно.
– Прости меня, но вид у тебя был совсем не такой, как у человека, у которого просто разболелась голова, – сказал Вир.
Констанс отвернулась от него и принялась развязывать ленты шляпы.
– В самом деле? Как странно, но у меня действительно разболелась голова, Вир. – Она сняла шляпу и осторожно положила ее на низкий комод. – Так какой у меня был вид?
– У тебя был вид человека, который увидел привидение, – ответил Вир. – Констанс, я не слепой и не дурак. Ты побелела как полотно у портрета в галерее. Ты знала моего отца раньше?
– Нет! Я знала человека, который был очень похож на него. Такое сверхъестественное сходство поразило меня, вот и все. – Наконец она повернулась к нему, придав своему лицу веселое выражение. – Наверное, ты считаешь меня страшной дурочкой. Но так все и было – портрет удивил меня, а потом началась эта дурацкая головная боль.
Вир приблизился к ней, показавшись вдруг очень высоким и грозным, и схватил ее за руку, которая взметнулась было ко лбу.
– Я считаю, что ты ведешь себя непозволительно глупо, дорогая моя, – сказал он, притягивая ее изящную ручку к своим губам. Ручка была холодна как лед, мрачно отметил он про себя. Не отводя взгляда от ее глаз, он поцеловал ее ладонь. – Ты не говоришь правды. Ты моя жена, Констанс. Мне было бы приятно, если бы ты доверилась мне и рассказала, что тебя тревожит.
Издав звук, подозрительно напоминавший всхлип, Констанс вырвала у него руку.
– Ну разумеется, я доверяю тебе, Вир, – сказала она, повернувшись к нему спиной, которую держала напряженно прямо. – Просто у меня болит голова. У меня и раньше случались головные боли, и всегда они начинались вот так внезапно. Думаю, это связано со всякими нашими женскими глупостями. А теперь позволь напомнить тебе, что ты собирался уезжать. Тебе, наверное, уже не терпится пуститься в путь. Да и я сейчас не в том состоянии, чтобы подвергаться допросам в духе испанской инквизиции.
Взгляд Вира стал жестким и колючим.