Как живет польский солдат
Шрифт:
Дисциплина
Основа дисциплины в польской армии— безусловное подчинение воле начальника. У нас дисциплина понимается, как сознательное соблюдение порядка, установленного трудящимися в Красной армии. Наш командир следит за этим и требует исполнения тех правил, которые установлены законами и уставами, изданными властью самих же трудящихся.
У поляков понимание дисциплины иное. Они говорят, что воинская дисциплина есть «подчинение своей воли приказам начальников», — и только. О том, что эти начальники
Польская буржуазия боится, что солдат начнет мыслить, а раз он начнет мыслить, то может додуматься и до попытки проявить свою волю и повернуть штыки против буржуазии, против ее ставленников в армии— офицеров.
Этого смертельно боится буржуазия и добросовестно вколачивает солдатам в головы, что высшая доблесть солдата — полное подчинение начальнику. В «Спутнике пехотинца» (есть такая книжка, предназначенная для солдат) прямо говорится: «Солдат должен повиноваться, хотя бы даже думал, что отданный ему приказ преступен. Никогда нельзя спрашивать о мотивах отданного приказа. Действия солдата только тогда имеют ценность, когда ими руководит исключительно воля вождя».
Таким путем польская буржуазия старается опутать солдата слепой дисциплиной, сделать из него машину, слепо, не рассуждая повинующуюся своему офицеру.
Особенно ярко это сказалось во время майского переворота Пилсудского в 1926 г., когда солдаты дрались, точно не зная, за что дерутся. В разгар событий солдатский журнал не обмолвился ни одним словом о них и только в одном из июньских номеров сообщил, что «народное собрание избрало нового президента, проф. Игнатия Мосьцицкого. Родился он в таком-то году… и т. д.».
Правда, офицеры-пилсудчики развили в частях большую устную агитацию, но Пилсудский еще раз обманул пошедших за ним солдат. Он выставил лозунгом переворота оздоровление государства. Этот лозунг был понят частью солдат так, что Пилсудский обещает улучшить положение рабочих и крестьян. А на самом деле Пилсудский просто-напросто старался захватить власть в свои руки, в своих личных целях, и чуть ли не на другой день после переворота сумел сговориться с буржуазией и стал ее верным слугой. Обманутые солдаты еще раз послужили для Пилсудского подножкой, чтобы он мог сесть в кресло главного министра Польши, полновластного ее хозяина.
Хозяин республики польской — маршал Пилсудский.
Братоубийственная война обманутых польских солдат между собой во имя генеральских интересов сильно расшатала единство польской армии, и так не очень крепкое. Особенно резко отразилось это на офицерстве, и Пилсудскому пришлось начать заигрывать с офицерством, чтобы обеспечить себе на всякий случай поддержку. Удалив из армии своих
А чтобы предохранить себя от вспышек солдатского недовольства, Пилсудский еще крепче завинтил гайку дисциплины. О дисциплине был издан ряд приказов, и опять на первый план выступило полнейшее слепое подчинение солдата офицеру.
Но раз сознательность в выполнении воинских обязанностей отходит на задний план, то на первое место выступает страх, палка, чинопочитание. На этом страхе перед начальством и основывается дисциплина в польской армии.
Солдат и офицер
Газета «Вооруженная Польша» в одной из статей о культурно-просветительной работе в армии проговорилась:
«Не надо нажимать на наказания, так как рекрут и без того напуган».
Вот что рассказывает солдатский журнал «Польский солдат». Рассказывает от лица солдата, который «со смехом» разъясняет новобранцам казарменные порядки:
«Провинился я как-то. Зовет меня сержант и говорит:
— Станьте к печке и прокричите в душник 20 раз фразу: „Я не послушался начальника“. — Смеху-то сколько было».
Плохой это смех, издевательством от него пахнет. Солдаты-перебежчики рассказывают и о таких наказаниях:
«Заставят сесть на корточки, дадут в каждую руку по карабину, и сиди полчаса-час. Все руки затекут».
«А то раз был у меня рукав запачкан. Вызвали в канцелярию, сержант дал две пощечины, потом дал в каждую руку по кувшину, велел вытянуть руки вверх и заставил приседать. Вода лилась за рукава и воротник, а стоявший сзади офицер смеялся».
И, наконец, последнее свидетельство — приказ военного министра. Он начинается так:
«Я узнал, что в некоторых частях офицеры и унтер-офицеры дают солдатам пощечины и причиняют иногда значительные телесные повреждения».
После этого приказа несколько офицеров было отдано под суд, но положение мало улучшилось. По-прежнему имеют место унизительные и тяжелые наказания, о чем сообщают перебежчики-солдаты и сейчас.
На почве ненормальных взаимоотношений с офицерством в польской армии учащаются самоубийства солдат. Сообщения об этом попадают в газеты. Одна из варшавских газет «Golos prawdy» сообщает:
«Солдат I шволежерского полка Петржак утопился в пруду Лазенковского парка. Сержант обвинил его в краже фуражки у товарища и приказал явиться к командиру эскадрона с рапортом. Петржак испугался допроса, побежал в парк и бросился с моста в воду».
Положение настолько обострилось, что в марте 1927 года военная комиссия сената специально занялась вопросом о самоубийствах в армии. Один из депутатов объяснил эпидемию самоубийств в армии тяжелым режимом, который создан чрезвычайной и ничем не оправдываемой строгостью офицеров и унтер-офицеров по отношению к солдатам.